– Она никогда не рассказывала мне об этом, Роза. Почему я позволял ей держать в тайне от меня такую важную вещь?
Роза стояла совсем близко, ее седовласая голова почти касалась его плеча.
– Ты никогда не знал нужды, – ответила она просто. – Ты закончил Гарвард, стал доктором. Тебе непонятна жизнь, которую ведут люди нашего круга. У Микаэлы были грандиозные мечты и никаких шансов осуществить их. Даже ее родной отец не хотел помочь ей. Много лет назад я пришла в Санвиль на сбор яблок. Мой отец умер от лихорадки, когда мне едва исполнилось одиннадцать. У нас не было денег на лекарства и на то, чтобы оплатить визит доктора. Мне до сих пор мерещится по ночам убогий палаточный лагерь сезонных рабочих, насквозь пропитанный запахом гниющих фруктов. Мы жили в бараке без водопровода, вдесятером в комнате не больше этой палаты. Помню старый продавленный матрас и нестерпимую духоту. Эту духоту невозможно забыть.
Я встретила мужчину, который помог мне вырваться из барака. Это был чужой мужчина – готова покаяться в своем грехе, – но тогда мне было все равно. Я любила его. Матерь Божья, я доходила в своей любви до самозабвения, как бывает довольно часто, если женщина любит чужого мужа! – Роза склонилась над кроватью Микаэлы. – Боюсь, я сама внушила дочери мысль, что женщина всю жизнь готова ждать любимого мужчину… Мне очень жаль, – помолчав, добавила она смущенно, убирая со лба прядь волос. – Не думаю, что тебе хотелось узнать так много. Боюсь, теперь ты будешь дурно думать обо мне…
– Ах, Роза, думаешь, я не понимаю, как тяжело любить того, кто принадлежит другому?
– Она вышла за тебя замуж.
– Да, мы прожили вместе много лет, и нам удалось создать семью. Со временем я забыл о том… о чем мне надлежало помнить. Но в глубине души я всегда знал, что в сердце Микаэлы есть уголок, куда мне ход заказан. А ведь я так сильно любил ее, и Джейси, и Брета. Она казалась вполне счастливой. Может быть, отчасти так и было. Нечто вроде – «я потеряла все, а это то, что у меня осталось».
– Это не так, можешь мне поверить. Она была совершенно счастлива с тобой.
– А я, оказывается, совсем не знал ее, – задумчиво вымолвил Лайем, вглядываясь в лицо жены.
Роза промолчала.
– Майк. – На этот раз он произнес ее имя без обычной нежности, как окликают малознакомого человека. – Хватит. Возвращайся скорее. Нам очень о многом надо поговорить.
– Ничего, – скрестив руки на груди, констатировала Роза. – Может быть, нам показалось, что она моргнула. Мы поспешили выдать желаемое за действительное.
– Поверь, мне бы хотелось, чтобы она открыла глаза, услышав мое имя, но это невозможно. – С этими словами Лайем наклонился к жене и стал шептать над самым ее ухом: – Джулиан Троу. Джулиан Троу. Джулиан Троу.
– Снова ничего.
– Продолжай говорить с ней, Роза. Ты остановилась как раз на том месте, когда она влюбилась в него.
– Конец этой истории связан для нее с болезненными воспоминаниями, – нахмурилась теща. – Может быть, от этого ее состояние только ухудшится.
– Боль – сильный стимулятор. Возможно, гораздо более сильный, чем любовь. Мы не должны отступать. Поговори с ней.
Роза глубоко вздохнула. Внутренний голос подсказывал, что она не должна говорить об этом в присутствии доктора Лайема. Но мысль о том, что ее слова могут помочь дочери вернуться в реальный мир, убедила Розу продолжать…
– Ты очень любила его, Микита. Так влюбляться могут только невинные девушки. А потом… – Она запнулась. – Он выбил у тебя почву из-под ног. Это было бы не так тяжело, если бы ты не собралась в этот момент взлететь. Он забрал твое сердце и невинность… а затем оставил тебя. – Роза провела кончиками пальцев по осунувшемуся лицу дочери. – Я помню, как ты ждала его день за днем, ночь за ночью. Ты часами стояла возле закопченной витрины кафе и всматривалась вдаль – не едет ли машина.
Роза запомнила те дни в мельчайших деталях, как ни жестоки они оказались. Всякий раз, когда она вглядывалась в глаза дочери, она видела отражение своего собственного прошлого. Роза знала, что произойдет потом: постепенно, еще не научившись сопротивляться, ее дочь начнет чахнуть. Она уже стала при ходьбе опускать голову и сутулить плечи, а когда кто-нибудь подходил к ней слишком близко, предпочитала поскорее вильнуть в сторону. Она понимала, что этот процесс будет продолжаться и в конце концов приведет к полной потере уверенности в себе, в результате чего от Микаэлы останется лишь безмолвная тень. Она слишком хорошо представляла себе это, но не знала, как предотвратить неизбежное.
Роза пробовала поговорить с дочерью: «Боль уйдет, если ты позволишь ей тебя оставить», но все ее усилия были напрасны.
Микаэла тогда лишь молча обернулась к ней и медленно обвела взглядом ее тщательно причесанные и забранные в пучок волосы, усталое лицо с густой сеткой морщин, грязный передник. «Неужели, мама?»
– Когда ты спросила меня, пройдет ли эта любовь, я ответила: «Да». Но мы обе знали, что это ложь. Я видела, как ты превращалась в тень. И тогда это произошло. Чудо. Он вернулся за тобой.
По прошествии лет Роза часто спрашивала себя: как случилось, что этому событию не предшествовало никакого доброго предзнаменования – рассыпавшаяся под ноги соль на удачу, луч солнца, прорвавшийся сквозь грозовые тучи? Роза была в тот момент на кухне, загружала посудомоечную машину. Джо уже ушел домой, и кафе было закрыто до утра. У Розы слипались глаза от усталости. Словно сквозь сон она слышала, как Микаэла в зале переставляет стулья и вытряхивает пепельницы.
И вдруг раздался какой-то странный, неуместный для этого времени звук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79