Идти на все четыре стороны? Остаться в городе? Нет, так он быстро сгинет. Да и разбойнички тогда постараются его отыскать, и не жизнь будет, а постоянный кошмар, ожидание смерти, как под домокловым мечом. Вернуться в логово? Да за то, что такое серьезное дело сорвал, разговор один — камень на шею и в болото. Да перед тем еще поизгаляются — ноги, руки поотрубают или что еще, — тут у братьев фантазия работает, случая от души поразвлечься не упустят.
Мысли у Гришки путались, были скованы страхом, отчаянием, но когда он успокоился, то понял, что не так все плохо. Вся вина его заключалась в том, что он подал знак, засвистел. Но ведь никто не знает, что повода для сигнала не было. И никто не узнает, если вести себя уверенно, а врать нагло.
С самого начала был уговор — если придется разбегаться, то встретятся на окраине кладбища возле старой часовни. Гришка решил: была не была, он возвращается к разбойникам.
Путь его лежал через все кладбище, на котором горожане хоронили своих покойников не одну сотню лет. В таком месте неясные ночные шорохи, смутные очертания крестов, темные массы деревьев воспринимаются зловеще. Гришка шарахался от каждой тени и проклинал себя, что пошел этой, а не окольной дорогой, которая, правда, была более длинной. Кто же в полнолуние на кладбище заглядывает? Только сумасшедший. Ведь это самое время для разгула всякой нечисти. Евлампий, видать, совсем ее не боится, если здесь на встречу уговорился. Может, хоть и молится Богу, и денег на храм не жалеет, запродал-таки душу дьяволу, вот и не опасается теперь никакой нечистой силы. Зря. Дьявол, он ни чести, ни благодарности не знает. «Хотя о чем это я? — подумал Гришка. — Евлампий же считает себя православным. Бр-р, ну и мысли в таком месте в такую ночь».
Гришка споткнулся и едва не упал в свежевырытую могилу, ударился коленом и взвыл от боли. Когда он поднял глаза, то внутри его все оборвалось.
— Господи, спаси и оборони, — прошептал он неживыми губами.
Метрах в десяти от него маячили бестелесные фигуры. Нечистый — накликалтаки!
— Свят, свят, — Гришка быстро перекрестился и тут же понял, какую глупость спорол. Это были Герасим, Евлампий и Хан, на фоне крестов и в серебряном свете луны выглядевшие пришельцами с того света.
Гришка подошел к ним, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Главное, чтобы голос не дрожал и звучал естественно. Чтобы они сразу не поняли, что он их просто-напросто дурит. Ох, голос всегда был его врагом, жил будто отдельной жизнью, начинал дрожать, становился тонким в самые неподходящие минуты. Гришка молился, чтобы он не подвел его сейчас.
— Гришка, ты, мать твою? — злобно прошипел Убивец, увидев его. — Ты чего, дурачина, там рассвистался?
— А чего мне не свистеть, коль пятеро дозорных стрельцов появились, — голос готов был предать, подвести Гришку, но он пока справлялся с ним, и слова звучали хоть и тонко, но более-менее уверенно. — Из-за туч я их поздновато заметил. Еще немного — и всех бы они нас повязали.
— Ты ж такое дело испортил, — зловеще шепнул Герасим Косорукий и легонько ткнул Гришку острием ножа в спину. — Надо б тебя порешить. Вот и могилка уже выкопана — людям лишне трудиться не придется.
— Тебя бы уже на дыбе подвешивали, если б я не засвистел, — огрызнулся Гришка, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. Но страх уже уступал место злости, а злость придала уверенность, так что голос перестал дрожать.
— Да оставь ты его, — махнул рукой татарин. — Чего крысишься? Ну не порешили боярина, так кто виноват, что стрельцы по ночам по городу шастают? Вон мне по голове досталось пудовым кулачищем — а я и то ничего.
— Сдается мне, что от Гришки все беды. — Рука Убивца легла на топор. — Куда не пойдем с ним, обязательно что-то приключается.
— Так можно на кого угодно наговорить, — опять вступился за мальчишку татарин. — Он же наш, лихой человек будет. А тебе, Евлампий, лишь бы за топор свой хвататься. Не по справедливости человека без причины жизни лишать.
— Ладно, пока погодим, — зловеще произнес Евлампий.
Переночевали разбойники в заранее присмотренной заброшенной избе, а с утра пораньше, невыспавшиеся, угрюмые, поплелись в логово. Солнце было уже в зените, когда они достигли его.
— Ну что там, прибрали раба Божьего? — спросил Мефодий Пузо. Он опять жевал — в его руках была краюха хлеба. Возвращающихся он увидел первым, поскольку сидел на бревне и лениво глазел на «болото.
— Куда там, — махнул рукой Герасим. — Вон, стервец Гришка, всю историю нам испоганил. Как свистнет — и все.
— Говорю же, сигнал я подавал, чтоб от стрельцов оберечься. — Гришка уже который раз повторял это и готов был сам поверить, что было именно так.
— Сигнал, — заворчал Герасим. — Ох, достанется от атамана на орехи.
— Не, пока не достанется, — покачал головой Мефодий. — Он ранним утром опять в город подался. А как только ушел, так Беспалый вернулся. Жив-здоров, вот только покалечен слегка. Говорит, со стрельцами бился.
Гришкино сердце радостно заколотилось. Может, тогда и Варвара жива и невредима. Ох, хоть бы действительно было так. Мальчишка боялся, что выйдет сейчас Беспалый и скажет — а вот Варвару не уберег, браток.
— И девку с собой притащил, — добавил Мефодий, зевнув.
Тут со стороны землянок появилась Варя. Гришка глядел на нее во все глаза, не двигаясь, будто боясь спугнуть, смотрел, как она подошла к нему, улыбнулась, провела пальцами по его щеке, прямо так же, как в тот первый раз. Убивец, хмурясь, глядел на нее. Узнал 6н ее сразу. Повернувшись к Гришке, он тихо произнес:
— Ну теперь ясно, что за соловей губному старосте песенки про нас насвистывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103