Тебе-то моя пуля и предназначалась. Опоздал ты, сука легавая, на свое счастье. Опоздал.
Что-то совершенно безумное, неудержимо злобное было в нем. У меня возникло ощущение, что и не человек это вовсе, а кукла, зомби, ведомый чьей-то волей.
– Ничего, сука, все равно тебе каюк!
– Вот сволочь, – Семеныч врезал поочередно правой и левой ладонью по ушам негодяя, и тот полетел на пол автобуса. Семеныч примерялся приголубить его десантным башмаком.
– Оставь, – приказал я.
– Надо было этого подонка валить.
Я поежился. А ведь действительно: не загляни я в медицинский центр, обязательно успел бы к основной части программы – к задержанию. По привычке полез бы вперед. Тут его пуля и нашла бы меня…
День выдался безумный. Я такого не припомню за все годы работы. Произошло еще два убийства: наркоманы в притоне до смерти забили своего товарища, посчитав его за стукача; муж спьяну выбросил жену из окна и к приезду наряда повесился. На электролитном заводе рванул котел – несколько человек в тяжелом состоянии. На шоссе молоковоз врезался в автобус – четыре трупа. Взорван кооперативный ларек – слава Богу, обошлось без жертв. О мелких вспышках насилия и говорить не приходится – с утра бесконечный мордобой, пьяные разборы. Все сорвались с катушек. Кровь лилась рекой. Город летел прямиком в преисподнюю.
Меня несколько раз вызывал начальник управления. Его донимали звонками насчет «Вампира». Завтра прилетает оперативник из ГУРа и следователь по особо важным делам Никаноров – утром их надо встретить в аэропорту. Завтра… Будет ли оно для меня? Срок, отведенный мне, истекал. Один раз сегодня я обманул смерть. Получится ли так в другой раз? Время уходит. Время!
Стемнело. Ветер наконец разогнал тучи. На небо выползла большая, налитая отвратительной желтизной луна.
Коридоры управления давно опустели. Большие часы в углу моего кабинета отбили двенадцать раз. Все, пора что-то решать. Полная луна уже овладела этим миром.
Подойдя к несгораемому шкафу, я отпер замок. Так, «Макарыч» в сторону. Двадцатизарядный «Стечкин» подойдет. В кобуру его под мышкой. Все, поехали…

* * *

Машина застряла намертво. Похоже, где-то прорвало трубу. Колеса утонули в жиже. Чем больше я давил на газ, тем глубже мои «Жигули» врастали в землю… Время! Я выскочил из салона, хлопнул с размаху дверцей. До цели метров двеститриста. Вперед!
Ветер достиг ураганной силы. Он валил с ног. Чувство близости смертельной опасности росло. Может быть, надо было кого-нибудь взять с собой? Нет, я понимал, что ни один спецназ тут не поможет – идет какой-то иной счет. Я должен сделать что-то. Эх, кабы знать – что. Разберемся!
Ботинок утонул в луже. Я запыхался. Споткнулся пару раз, карабкаясь по склону. Колючие кусты цеплялись за куртку и брюки. Быстрее!
Я вывалился из кустов, до крови расцарапав колючками руку. Поздно!
«Бульник» был от меня метрах в двадцати.
– Стой! – заорал я.
Как медленно я двигаюсь. И как мне не хватает времени. На бегу я выхватываю «Стечкина». Снять с предохранителя, передернуть затвор… Драгоценные секунды уходят. Хорошо, что он медлит. Он стоит перед «булъником», спиной ко мне. Я вижу его ясно. Он освещен луной. Кажется, сама его фигура соткана из ее лучей и излучает желтый свет. Сквозь вой ветра доносятся каркающие обрывки слов незнакомого языка. В его руке нож. Рука вздымается вверх…
– Остановись! – кричу я.
…и начинает стремительное движение вниз. Я стреляю навскидку. И попадаю. Удар пули в плечо отбрасывает его. Но нож все равно достигает цели… Почти достигает.
Удар ножа был направлен в горло распростертого на «бульнике» ребенка. Однако лезвие лишь пропороло руку. От грохота выстрела и от боли мальчишка очнулся, вскрикнул:
– Мам-ма!
Он скатился на землю. Человек с ножом попытался схватить его, но мальчишка выскользнул и бросился во тьму. Я выстрелил еще пару раз – промахнулся. Только после этого он повернулся ко мне. У меня перехватило дыхание. Я не мог больше нажать на спусковой крючок.
– Ты опоздал! Кровь пролилась и печать сломана. Вход открыт!
Он сделал круговое движение рукой, и смерч, преследовавший меня три дня, налетел с яростью взбесившейся собаки. Он крутил, ломал меня, продирал насквозь. Он высасывал мою жизнь. Пальцы разжались, и «Стечкин» упал на землю.
– Ты мертв! – крикнул человек.
Я узнал его. Это было непросто – настолько он изменился. Сейчас это был не гриб-боровик с мягкой старомодной речью. Он сбросил все лишние годы, движения его наполнились легкостью и быстротой. От него исходила мощь.
– Сбылось! – прогремел его голос.
Он поднял нож и ударил рукояткой по камню. «Бульника» – достопримечательности города – не стало. На его месте колыхалась лоскутная склизкая чернота. Мой враг сделал шаг, и чернота начала поглощать, растворять его в себе. Было в этом что-то донельзя омерзительное.
Он свершил это. И я не мог остановить его. Что делать? Шагнуть следом – в колышущуюся тьму? От одной этой мысли не хотелось жить. Но дело даже не в отвращении. Я не мог ничего сделать. Я был пленником смерча, высасывающего из меня последние частички жизненной энергии. С каждой секундой моя сила перетекала в него.
И тут в умирающем мозгу мелькнула догадка. С огромным напряжением – казалось, мышцы лопнут – моя рука доползла до внутреннего кармана. Пальцы сжали сувенирный серебряный меч. От камня его рукоятки шла освободительная сила.
Смерч отступал. Рывками. Не желая упускать добычу. Он так сдавил меня, что, казалось, меня шарахнуло несущимся на всех парах железнодорожным экспрессом… Сколько прошло секунд или веков?
1 2 3 4 5 6 7 8 9