Так они и стояли, не имея сил даже дышать, слившись в единое целое. Сердце Чейза колотилось бешено, неистово. Его внезапное, всепоглощающее чувство к этой женщине, замершей в его объятиях, сразило его наповал, как не сразил бы ни один вооруженный бандит, которого он когда-либо встречал.
Снаружи залился лаем Кудлатый, и она отшатнулась от Чейза. Ее лицо пылало, в ее прелестных чертах читались смятение и растерянность. Когда его руки отпустили ее, она отступила назад, потом сцепила пальцы и воззрилась на него в немом изумлении. Чейз прочистил горло и взглянул в окно.
– Он как будто лает на ветер, – неловко заметил он.
Она не шелохнулась и ничего не сказала в ответ.
Чейз повернулся кругом, сдернул с крюка свою шляпу и надел ее на голову. Он открыл дверь, но, не имея привычки спасаться бегством из щекотливых ситуаций, снова повернулся лицом к Эве. Она стояла, не отрывая от него взгляда, как будто силясь понять, что же это между ними только что произошло. Ее глаза были широко раскрыты и полны недоумения.
– Извините, Эва, – пролепетал он, принимая ее молчание за возмущение.
Она чуть приоткрыла рот, как будто собиралась что-то сказать, потом опустила глаза.
– Ничего страшного… Я только… Я хотела… – Горестный вздох вырвался из ее груди. – Я виновата так же, как и вы. Сама не знаю, что на меня нашло. Я только хотела поблагодарить вас за вашу… вашу доброту.
Он повернулся кругом и вышел вон.
Набросив на плечи парусиновый плащ и вскочив в седло, Чейз не удержался и мельком взглянул на дверь. Он так и думал, что увидит Эву сквозь оконное стекло, покрытое дождевыми каплями. Она стояла в той же позе, в которой он ее оставил.
Какая домашняя сцена – хлеб, только что вынутый из печи и еще теплый, кофе, они двое, болтающие о том о сем, сидя за столом. Но это было нечто нереальное, вроде сцены из пьесы, одной из тех, что Эва видела в театре, когда еще жила на Востоке. Это была чудная картина, но это была не жизнь, а сказка, рассказанная в дождливый день. И никогда ей не стать жизнью, пока прошлое стоит у них на пути.
Он мог быть бандитом, который немалую часть своей жизни провел в территориальной тюрьме, но он был еще и жалким трусом, смертельно боящимся, как бы она не узнала всю правду о нем.
Эва, бессмысленно уставившись на дверь, смотрела, как Чейз скрылся из виду. На подгибающихся ногах она вернулась обратно к столу и медленно опустилась на его осиротевший стул. Сиденье еще хранило тепло его тела. Ее пальцы дрожали, когда она поднесла их к лицу и коснулась своих губ, все еще ощущавших вкус поцелуя.
Каждый ее нерв был обнажен, каждая клеточка тела горела огнем. Ни один мужчина в ее жизни не был ей так близок. Тепло его дыхания и прохлада кожи, смоченной дождем. Запах гор, сосен и животных. Оказывается, он умеет не только стрелять. Его поцелуй был еще более восхитительным, чем она могла себе вообразить. Будто находясь под действием какого-то дурманящего зелья, она чувствовала, как кружится голова, поцелуй не утолил, а только распалил ее жажду.
Ты играешь с огнем, Эва Эберхарт.
Она была полна решимости изменить свою жизнь к лучшему, и – на тебе – по уши влюбилась в мужчину, которого едва знает. На ее щеках вспыхнули пятна румянца, когда она вспомнила, как вела себя несколько минут назад. То, что она пыталась представить, как невинный поцелуй, простую благодарность за все, что он для нее сделал, переросло в нечто, не поддающееся контролю.
Она бросила взгляд на котел и чуть не подпрыгнула. Вода почти выкипела, и если она не поторопится, ее полосатое платье просто-напросто сгорит. Ухватившись за повод хоть на время выкинуть Чейза Кэссиди из головы, она, нахмурившись, смотрела на медный котел и, наконец, решила, что, когда она поедет в Последний Шанс помогать Рэйчел, то найдет прачку, и будет платить ей из собственных сбережений.
Она запустила щипцы в котел и вытащила платье, облепленное хлопьями мыльной пены. И тут вдруг пришла мысль – а что, интересно, думает сейчас Чейз Кэссиди о добропорядочной мисс Эве Эдуарде?
Лейн нырнул под раскидистые ветви старой ольхи, прикрывая бутерброд, который держал в руках, чтобы тот не намок. Рамон, Джетро и Орвил уже были тут, расположившись вокруг небольшого костерка, который едва теплился – так было влажно. Не в обычаях ковбоев делать привал средь бела дня, чтобы перекусить, но утром Эва завернула бутерброды для всех, и, передавая каждому его порцию, напомнила, что в такой холодный день обязательно нужно будет подкрепиться.
Быть ковбоем нелегко даже в самую хорошую погоду, а уж сейчас… Но Лейн чувствовал себя гораздо лучше, чем в школе. Всякий раз, когда он вспоминал, что ему больше не нужно будет втискивать свое крупное тело за крошечную школьную парту в последнем ряду, ему хотелось плясать от радости.
Конечно, он не мог не признать, что глазеть на грудь Рэйчел Олбрайт было довольно приятно, особенно когда она не смотрела в его сторону, или еще наблюдать, как покачиваются ее бедра, когда она вставала, чтобы написать что-то на доске.
Он будет скучать по ней, но не так уж сильно. Рэйчел Олбрайт была добра к нему, но она обращалась с ним, как и с остальной своей малышней. Мисс Эва – совсем другое дело.
– Твои мысли сейчас далеко, амиго, – заметил Рамон.
– Просто прикидываю, что могло задержать Чейза.
– Что-то рыжеволосое, – прошамкал Джетро, еле ворочая языком, поскольку рот у него был набит ростбифом и пшеничным хлебом.
Лейну тут же кровь бросилась в голову.
– Чтоб я больше не слышал от тебя ни слова о мисс Эве. – Угрозу в его голосе услышали все, а Джетро – тем более.
– Господи, не будь таким впечатлительным, парень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109