Может, посоветуешь?
– А ты хату подожги, – советует Глупость. – На пожар-то они все сбегутся.
Так и сделала Спесь: подожгла свою хату.
Сбежался народ. Смотрят на Спесь, пальцами показывают.
Довольна Спесь. Так нос задрала, что с пожарной каланчи не достанешь.
Но недолго пришлось ей радоваться. Хата сгорела, разошелся народ, и осталась Спесь посреди улицы. Постояла, постояла, а потом – деваться некуда – пошла к Глупости:
– Принимай, соседка. Жить мне теперь больше негде.
– Заходи, – приглашает Глупость, – живи. Жаль, что угостить тебя нечем: пусто в хате, ничего не осталось.
– Ладно, – говорит Спесь. – Пусто так пусто. Ты только виду не показывай!
С тех пор и живут они вместе. Друг без дружки – ни на шаг. Где Глупость – там обязательно Спесь, а где Спесь – обязательно Глупость.

Ящик

Вы, конечно, слышали о Ящике, о простом фанерном Ящике, который долгое время был у всех на посылках, а потом, испещренный со всех сторон адресами, настолько повысил свое образование, что его перевели в кладовку на должность главного кладовщика.
Работа, как говорят, не пыльная. Правда, если приглядеться поближе, пыли в кладовке всегда хватало, но зато у Ящика здесь, даже при полной темноте, было настолько видное положение, что он сразу оказался в центре внимания. На полках, на окне, на столе и на табуретках – всюду у Ящика появились приятели.
– Вы столько изъездили! – дребезжали приятели. – Расскажите, пожалуйста, где вы побывали.
И Ящик зачитывал им все адреса, которые были написаны у него на крышках.
Постепенно беседа оживлялась, и вот уже Ящик, совершенно освоившись в новой компании, затянул свою любимую песню:

Когда я на почте служил ящиком…

Все давно перешли на ты, и ничего особенного, конечно, в том не было, что Клещи, отведя Ящик в сторонку, спросили у него совершенно по-дружески:
– Послушай, Ящик, у тебя не найдется лишнего гвоздика?
Нет, лишнего гвоздика у Ящика не было, но ведь дружба – сами понимаете.
– Сколько надо? – щедро спросил Ящик. – Сейчас вытяну.
– Не беспокойся, мы сами вытянем…
– Сами? Зачем сами? Для друзей я…
Ящик тужился, пытаясь вытащить из себя гвозди, но в конце концов Клещам все-таки пришлось вмешаться.

Когда я на почте…

– пел Ящик, развалясь посреди чулана. Он потерял половину гвоздей, но еще неплохо держался. Это отметили даже Плоскогубцы.
– Ты, брат, молодец! – сказали Плоскогубцы и добавили как бы между прочим: – Сообрази-ка для нас пару гвоздиков?
Еще бы! Чтобы молодец – да не сообразил! Ящик сделал широкий жест, и Плоскогубцы вытащили из него последние гвозди.
– Ай да Ящик! Ну и друг! – восхищались чуланные приятели. И вдруг спохватились: – Собственно, почему Ящик? Никакого ящика здесь нет.
Да, Ящика больше не было. На полу лежали куски фанеры.
– Здорово он нас провел! – сказали Клещи.
– Выдавал себя за Ящик, а мы и уши развесили…
– И помните? – съязвили Плоскогубцы. – «Когда я на почте служил ящиком!…» Ручаемся, что это служил не он, да и не на почте, да и не ящиком, да и вообще нет такой песни.
Последние слова Плоскогубцев прозвучали особенно убедительно.
– Нет такой песни! – подхватили обитатели чулана. – Нет такой песни и никогда не было!

Мемуары

Жили на письменном столе два приятеля-карандаша – Тупой и Острый. Острый Карандаш трудился с утра до вечера: его и строгали, и ломали, и в работе не щадили. А к Тупому Карандашу и вовсе не притрагивались: раз попробовали его вовлечь, да сердце у него оказалось твердое. А от твердого сердца ни в каком деле толку не жди.
Смотрит Тупой Карандаш, как его товарищ трудится, и говорит:
– И чего ты маешься? Разве тебе больше всех надо?
– Да нет, совсем не больше, – отвечает Острый Карандаш. – Просто самому интересно.
– Интересно-то интересно, да здоровье дороже, – урезонивает его Тупой Карандаш. – Ты погляди, на кого ты похож: от тебя почти ничего не осталось.
– Не беда! – весело отвечает его товарищ. – Меня еще не на одну тетрадь хватит!
Но проходит время, и от Острого Карандаша действительно ничего не остается. Его заменяют другие острые карандаши, и они с большой любовью отзываются о своем предшественнике.
– Я его лично знал! – гордо заявляет Тупой Карандаш. – Это был мой лучший друг, можете мне поверить!
– Вы с ним дружили? – удивляются острые карандаши. – Может быть, вы напишете мемуары?
И Тупой Карандаш пишет мемуары.
Конечно, пишет он их не сам – для этого он слишком тупой. Острые карандаши задают ему наводящие вопросы и записывают события с его слов. Это очень трудно: Тупой Карандаш многое забыл, многое перепутал, а многого просто передать не умеет. Приходится острым карандашам самим разбираться – подправлять, добавлять, переиначивать.
Тупой Карандаш пишет мемуары…

Потерянный день

Для Календаря наступила осень…
Вообще-то осень у него – всю жизнь, потому что круглый год с него опадают листки, но когда листков остается так мало, как сейчас, то это уже настоящая осень.
Календарь шлепал по лужам, глядя в них – много ли на небе туч. У него уже не хватало сил поднять голову.
Вот тут-то ему и повстречалась теплая компания.
Тридцать Первое Ноября, Восьмой День Недели и Двадцать Пятый Час Суток сидели вне времени и пространства и говорили об осенних делах.
– Эге, папаша, неважно ты выглядишь! – крикнули они Календарю. – Смотри, доконает тебя эта осень.
– Доконает, – вздохнул Календарь.
– Да ты присаживайся, чего стоишь?
– Надо идти, – сказал Календарь, – нет времени.
– Это у тебя-то нет времени? – рассмеялся Восьмой День Недели. – А что же нам тогда говорить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29