Из трех его отпрысков только Маркус в какой-то степени отвечал высоким требованиям отца, потому что Маркус никогда не жаловался. Не жаловался даже тогда, когда его несправедливо наказывали.Сестры Ливия и Алина относились к старшему брату с благоговением. Брат постоянно стремился к совершенству, получал самые высокие оценки в школе, бил всевозможные рекорды во многих видах спорта и относился к себе с исключительной строгостью. Маркус был способен укротить необъезженную лошадь, станцевать кадриль, прочитать лекцию по математике, перевязать рану или починить колесо кареты. Впрочем, ни один из его талантов граф так и не удосужился похвалить.Ливия поняла, что отец стремился вытравить из характера единственного сына любое проявление мягкости. Одно время даже казалось, что ему это удалось. Однако пять лет назад, после смерти графа, вдруг оказалось, что Маркус — совсем не тот человек, каким был вынужден казаться. К радости Ливии и Алины, у брата всегда находилось время поговорить с ними. Какими бы незначительными ни казались их беды, Маркус всегда был готов прийти на помощь, а ведь сочувствие, понимание и любовь просто вытравлялись из него каленым железом.И все же надо заметить, что Маркус отличался некоторой властностью, манипулируя даже теми, кого любит. Он просто вынуждал поступать так, как ему казалось правильным. Если бы Ливия стала сейчас перечислять все недостатки характера брата, она непременно упомянула бы еще об одном досадном свойстве — его непоколебимой вере в собственную непогрешимость. С улыбкой глядя на любимого брата, Ливия недоумевала, почему так обожает его, ведь он внешне — вылитый отец. У Маркуса были те же грубоватые черты лица: широкий лоб, крупный тонкогубый рот, широковатый нос, упрямый подбородок. Красивым его явно не назовешь, скорее — вызывающим, хотя, как ни странно, брат привлекал немало женских взглядов. Живые темные глаза Маркуса часто заволакивала насмешливая дымка, и улыбка была чудесная, неожиданная, поразительно белоснежная.Откинувшись на спинку кресла, Маркус наблюдал за приближающейся сестрой. Стояли необычно теплые для начала сентября дни. Он снял куртку и закатал рукава рубашки. В таком виде он явно привлекал к себе внимание: мускулистые смуглые руки, слегка поросшие темными волосками, необычайно пропорциональное телосложение. Мощная фигура выдавала в нем страстного спортсмена.Ливии ужасно хотелось узнать еще что-нибудь о «выходках» дурно воспитанной мисс Боумен. Присев на край письменного стола, она заглянула брату в лицо.— Интересно, что же мисс Боумен сделала такого, чтобы так тебя разозлить? — задумчиво проговорила она. — Пожалуйста, Маркус, расскажи! Если не скажешь, я подумаю бог весть что. Мое воображение уже рисует мне что-то очень скандальное, что бедняжка мисс Боумен могла учудить.Маркус презрительно фыркнул.— Бедняжка мисс Боумен! И не проси, Ливия. Я не могу обсуждать с тобой такие вещи.Как и большинство мужчин, Маркус не подозревал, что нет более верного способа разжечь женское любопытство, чем отказать в обсуждении «таких вещей».
— Выкладывай, Маркус, — скомандовала она, — или горько пожалеешь.Он приподнял бровь в иронической усмешке.— К чему лишние угрозы? Боумены уже здесь. Что может быть хуже?— Тогда я попробую догадаться. Ты застукал мисс Боумен с кем-нибудь? Она позволила джентльмену поцеловать себя, или что-нибудь еще похуже?Маркус ответил насмешливой полуулыбкой.— Ну, это вряд ли. Достаточно взглянуть на эту девицу, чтобы любой находящийся в здравом уме мужчина дал деру, вопя от ужаса.Ливия нахмурилась. Похоже, братец не на шутку разозлен на Лилиан Боумен.— Маркус, она очень хорошенькая!— Красивой наружности маловато, чтобы скрывать такие изъяны характера.— Это, какие же?Маркус фыркнул себе под нос, не желая пускаться в объяснения. И так все ясно!— Она любит управлять людьми.— Ты тоже, дорогой, — промурлыкала Ливия. Он как будто не слышал.— Она старается верховодить.— Так же, как и ты!— Она заносчива и бесцеремонна!— Как и ты, — весело сказала Ливия. Маркус рассердился:— Мне казалось, что мы говорим сейчас о недостатках мисс Боумен, а не о моих!Ливия запротестовала, говоря довольно невинным тоном:— Но мне кажется, что в вас так много общего!Она смотрела, как брат кладет перо, поправляет стопку бумаги на столе.— Ну, если мы говорим о ее недостойном поведении… Ты хочешь сказать, что застал ее при компрометирующих обстоятельствах?
— Нет, я этого не говорил, а только сказал, что она не была в обществе джентльменов.— Маркус, у меня нет времени разгадывать загадки, — сказала Ливия, теряя терпение. — Я должна идти встречать Боуменов. И ты, кстати, тоже. И все же скажи, что такого неприличного она натворила?— Ты будешь смеяться, если я скажу.— Она села на лошадь по-мужски? Курила сигару? Плавала голая в пруду?— Не совсем.Маркус задумчиво взял в руки стереоскоп — подарок ко дню рождения от сестры Алины, живущей с мужем в Нью-Йорке. Это было новейшее изобретение, модная вещица из клена и стекла. С помощью стереоскопа можно было увидеть объемное изображение. Стереоснимок поражал глубиной и четкостью деталей… Казалось, что веточка дерева вот-вот оцарапает столь любопытный нос, а горное ущелье, разверзнув пасть, готово было поглотить зрителя, рискующего свалиться туда в любую минуту. Маркус поднес стереоскоп к глазам и стал внимательно разглядывать снимок римского Колизея.Видя, что сестра готова взорваться от нетерпения, брат вдруг сказал:— Я видел, как мисс Боумен играет в лапту в одном нижнем белье.Ливия уставилась на брата.— В лапту?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95