– Что бы со мной ни случилось, это будет не по твоей вине. Я наделал в жизни множество ошибок еще до встречи с тобой.– Я этого не вынесу! – Она вцепилась в его рубашку. – Не позволю тебе умереть за меня. – Слезы брызнули у нее из глаз, оставляя темные пятна на светлой тонкой ткани кафтана.– Если до этого дойдет, я тысячу раз умру за тебя, – прошептал он. – Это гораздо легче, чем остаться без тебя.– Пожалуйста, позволь мне не уезжать, – умоляла она, пытаясь удержать его высвобождающиеся руки.Николай встал, указал ей на платье и направился к печке, уже почти остывшей. Прижав ладони к еле теплой изразцовой стенке, он грубовато бросил через плечо:– Одевайся, Емелия. Времени нет.Сухо, по-деловому он помог ей набить небольшой дорожный мешок одеждой и кое-какими личными вещами. Глянув в крохотное оконце с частым переплетом, он увидел, что сани поданы к крыльцу. Их полозья оставили глубокие борозды на свежем рыхлом снегу.Николай обернулся к Емелии. Она покрыла голову белой кружевной шалью, которую он подарил ей в первый день после свадьбы. Легкая прелестная шаль не только закрывала волосы, но и бросала тень на лицо, так что теперь он мог видеть лишь блеск глаз и горестно вздрагивающие губы. Его потрясло мгновенное осознание того, что одна и та же женщина, вот эта, следовала за ним сквозь времена и поколения. Десятки картин и образов замелькали в его мозгу: Емелия в постели, обвивающая его длинными изящными ногами; она же, прыгающая от радости ни снегу, проказливая, как уличный мальчишка; она же в бане, с мокрыми вишневыми волосами… Она же – Эмма, с ее обворожительными улыбками и бурными возражениями, спорящая, танцующая, выходящая ему навстречу из зверинца в мужской рубашке и брюках. Он любил ее во всех видах и обличьях. И потерял ее дважды!..Не говоря ни слова, Емелия сунула ладошку в его руку. Их пальцы сплелись в болезненно крепком пожатии. Все еще продолжая удерживать ее руку, Николай взял мешок, и они стали спускаться вниз.Бледный Сударев ждал их у входной двери, его темно-каштановые волосы были непривычно всклокочены. В руках он сжимал одну из теплых накидок Емелии из шерсти такого темно-фиолетового цвета, что она казалась почти черной.– Все готово к отъезду, ваша светлость.– Хорошо. – Николай наклонился к самому уху дворецкого. – Не дай им схватить ее, – произнес он тихо, чтобы не услышала Емелия. – Ты знаешь, что они с ней сделают. – Выпрямившись, он пристально посмотрел на Сударева, оставляя недосказанным и так понятное обоим: он предпочитает, чтобы Емелия умерла быстро от руки Федора, а не была замучена жестокими пытками.Дворецкий кивнул, понимая молчаливую просьбу князя.– До этого не дойдет, – спокойно и твердо сказал он. Николай положил руку ему на плечо и крепко сжал его.– Я доверяю тебе самое дорогое, что у меня есть, Федор.– Знаю, князь-батюшка.Взяв накидку из рук Сударева, Николай повернулся к жене и укутал ее плечи. Затем он бережно натянул ей на голову капюшон и попытался улыбнуться. Однако попытка не удалась. Он смотрел на Емелию с безнадежным отчаянием и не знал, что сказать напоследок, как проститься. Горло его было мучительно сжато от стараний удержать слезы.– Я не хочу расставаться с тобой, – смиренно выговорил он наконец, беря в руки ее холодные, напряженные пальцы.Емелия нагнула голову, крупные слезы катились по ее щекам.– Я никогда больше не увижу тебя. Это правда? Он покачал головой и хрипло сказал:– В этой жизни – нет.Она высвободила руки из ладоней мужа и обвила ими его шею. Он почувствовал на щеке прикосновение ее мокрых от слез ресниц.– Тогда я буду ждать сотни лет, – прошептала она, – или тысячи… если понадобится. Помни это, Коленька. Я буду ждать, чтобы ты пришел за мной. * * * Николай стоял в дверях и смотрел, как Сударев усаживает ее в сани. Вскоре они растворились в черно-синей ночи, и скрип полозьев стих в морозном воздухе.– Храни тебя Бог, – произнес он, вцепившись пальцами в дверной косяк так, что побелели костяшки. Немного погодя он вошел в дом и велел слуге принести ему в гостиную водки. После чего, усевшись у печки, стал нетороплиьо пить, уставившись невидящими глазами в пространство.Примерно через час слуга доложил, что прибыли двое из Тайного приказа. В ведение этого зловещего учреждения входили все преступления, угрожавшие безопасности государя и государства.Они вошли в дом, и слуга тотчас проводил их к Николаю. Один из них держался тихо и почтительно, в то время как другой, узколицый, с неряшливой копной сальных черных волос, смотрел на князя с еле скрываемой издевкой.– Князь Николай Дмитриевич, – произнес узколицый, – меня зовут Владимир Нечеретов, а моего спутника – Ермаков. Мы посланы из Тайного приказа в связи с известным происшествием на праздничном балу…– Да, знаю. – Николай протянул руку к серебряному подносу с водкой. – Не хотите ли выпить?Нечеретов не отказался:– Благодарю вас, ваша светлость.Николай неторопливо налил два стакана водки и, кивнув обоим сыскным, отхлебнул из своего.Нечеретов оценивающе поглядел на Николая.– Ваша светлость, мы явились, чтобы поговорить с княгиней Емелией Васильевной.– Вам нет нужды с ней встречаться.– Есть нужда, и великая, – настаивал Нечеретов, – Поступил донос, что она сегодня в присутствии государя произносила изменнические речи. А происхождение ее также весьма подозрительное….– Она не представляет угрозы царю или кому бы то ни было, – прервал его Николай с вежливой улыбкой. – Красивая женщина, но не слишком разумная. Понимаете ли, она простая крестьянка, своих мнений и взглядов не имеющая. Боюсь, она неосмысленно повторила подслушанные слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108