Жесткий небольшой рот украшали тонкие усики, подобные царским. Терпением, хитростью и честолюбием Меншиков поднялся высоко во власти, что позволяло ему запросто разговаривать с царем. Между этими двумя людьми существовала крепкая дружба. Меншиков очень дорожил своими отношениями с царем и в каждом, с кем Петр доброжелательно разговаривал или кем восхищался, видел себе угрозу.Тягучим кошачьим голосом Меншиков обратился к Николаю:– Как прекрасно, что вы, следуя традициям Ангеловских, женились на простой крестьянке. Эти девки легко рожают, а дрессировать их весьма просто.– Алексашка, – предостерегающе произнес Петр, но Меншиков лениво продолжал:– Очень мудро, князь Николай, что вы женились не по любви. Ничто не должно мешать преданности царю и России, особенно любовь к женщине. Женщины – существа требовательные, себялюбивые. Но пока мужчина твердо знает, что должно стоять на первом месте, с ним все будет в порядке.– Я хорошо знаю, что должно стоять на первом месте, – тихим, но уверенным голосом проговорил Николай, холодно глядя на Меншикова.Он видел, как потупилась Емелия, смущенно вспыхнув от недвусмысленных намеков на свое происхождение. Повернувшись к ней, Николай ласково произнес:– Смотри-ка, Рыжик, как высоко ты можешь взлететь. Наш друг Меншиков тоже может теперь звать себя князем Ижорским, хоть и начинал с торговли пирогами на московском рынке.Меншиков дернулся как ужаленный, а Петр громко захохотал.– Нарвался, Алексашка, – сквозь смех проговорил он. – Тебе хорошо известно, что Николая задевать не надо. Он вроде спящего тигра: лучше его не будить.– Не всем же рождаться боярами, как Ангеловские, – буркнул Меншиков. – Счастье России – государь, награждающий по заслугам, а не по роду, пусть и самому древнему.– Все, чего я хочу, это чтобы мои люди были мне преданы и служили с рвением, – ответил Петр. – А таких качеств у крестьянина может оказаться больше, чем у князя.Проследив за взглядом Николая, он обратил внимание на Емелию.– Скажи-ка, из какой ты деревни, дитя?Обычный вопрос. Такими обменивались из учтивости большинство русских людей при знакомстве. Однако действие его на Емелию оказалось неожиданным. Она побледнела, и на лбу у нее выступили капельки пота. Молчание ее невыносимо затянулось, так что Николай решил было, что она вообще не в состоянии отвечать. Наконец еле слышно она произнесла:– Я… из Хованского.Петр замер, лишь странный тик задергал его левую щеку.«Что, черт возьми, это означает?» – с тревогой подумал Николай, внезапно сообразив, что Хованское вошло в историю как средоточие многих кровавых мятежей. Оно было одной из стрелецких слобод, откуда вырвалась волна бунтов, в том числе того, в котором на глазах ребенка Петра убили родичей его матери. Потрясение кровавой расправой вызвало жестокие судорожные припадки, мучившие царя всю жизнь. В минуту волнения тик искажал левую половину его лица и шеи. После второго стрелецкого бунта в Хованском совершилось множество казней мятежников, и земля там долго сочилась кровью. Царь Петр слышать не мог спокойно даже упоминания об этом селе.Меншиков с нескрываемым злорадством разглядывал Емелию.– И вся семья твоя, красавица, тоже из Хованского? – ехидно осведомился он.– Да, – прошептала она, виновато опуская голову. У нее был вид преступницы.Николая словно обухом по голове ударило сознание беды. Он вспомнил обрывки их разговора у Чоглоковых, ее неохотные ответы на расспросы. «Отец мой умер… Мою семью не любили за отцовское вольнодумство». Видимо, отец ее был казнен как бунтовщик-стрелец.Пытаясь справиться с этой новостью, Николай почти не обращал внимания на происходящее вокруг. Между тем события развивались.Петр с угрюмым видом решил поменять направление беседы.– Хватит разговоров! – приказал он. – Всем есть! – Обратив суровый взгляд на Емелию, он заметил:– Неудивительно, что ты такая тощая! У тебя на тарелке еды-то щепотка. И ни кусочка мяса!– Я… я не люблю его, – пролепетала, запинаясь, Емелия. Лицо царя совсем помрачнело:– Не любишь мяса? Дурочка! Без мяса разве можно выжить? – Он отщипнул своими огромными пальцами кусочек курятины и бросил ей в тарелку, расплескав брызги жира. – Вот… своей рукой угощаю. Ешь!Емелия дрожащей рукой взялась за вилку, но внимание всего стола сосредоточилось на ней. Она поднесла к губам блестящий от жира ломтик и с тоскливым видом уставилась на негоНиколай наблюдал за ней с пробуждающимся сочувствием. Емелия проявляла те же пристрастия и антипатии, которые окажутся у нее в будущем. Мясоедение было противно ее натуре. Он не мог допустить, чтобы над ней издевались подобным образом, тем более что наверняка ее из-за этого просто вывернуло бы на стол. Поэтому он вмешался, сказав тихим голосом:– Государь, позволь мне отослать мою непослушную жену из-за стола. Там, в своих покоях, она, оставшись без ужина, поразмыслит над собственной дурью.Петр ткнул пальцем в курятину.– Но лишь после того, как она съест это.Николай посмотрел на Емелию. Она вновь поднесла кусочек мяса к губам. Лицо ее позеленело. Он понял, что сейчас ее стошнит.– Вон! – рявкнул он.Емелия бросила на него благодарный и несчастный взгляд и сломя голову кинулась прочь. * * * Шесть часов спустя Николай устало поднялся наверх. Напряженное тело ныло от злости, досады и сильнейшего ощущения, что его предали. После ухода Емелии настроение Петра окончательно испортилось и отравило любые попытки разговора. Меншиков усугублял царский гнев ехидным шепотком и непрекращающимися злобными намеками, а гости разрывались на части между удовольствием от нежданного скандала и тревогой за себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108