При каждом осторожном укусе на ковер сыпались крошки.– Что тебе нужно? – пробормотал Николай. Джейкоб не ответил, лишь продолжал смотреть на него с бесстрашным любопытством.– Где Эмма? Ты же обычно проводишь это время дня с ней.Джейкоб заговорил, по-деревенски произнося английские слова, что не переставало удивлять Николая, так как вовсе не сочеталось с типично русской внешностью ребенка:– Она в зверинце. К ней пришел какой-то мужчина.У Николая создалось явное впечатление, что мальчик сообщает ему об этом намеренно, в надежде, что Николай пойдет туда и прогонит незнакомца.– В какой части зверинца? – спросил он сдержанным тоном. – У тигра?– Нет, там, где Клео.Николай встал из-за стола и широкими шагами вышел из комнаты через французское окно, чтобы скорее попасть в сады. Он был уже на полпути, когда увидел идущую от конюшен к дому Эмму. Стук калитки в стороне подсказал ему, что кто-то направляется к подъездной аллее. Он разрывался между желанием догнать посетителя и узнать, кто он такой, и возможностью неожиданно появиться перед Эммой и выяснить это у нее. Выбрав последнее, он быстрой походкой направился навстречу жене.– Кто это был? – требовательно спросил он.– Старый друг. Лорд Милбэнк, – на ходу ответила Эмма. Она миновала его, не останавливаясь, и, когда Николай потянулся к ней, резко отбросила его руку. – Не прикасайся ко мне!– Чего он хотел?– Ничего.Волна слепой, бешеной ревности нахлынула на него. Он повернулся и последовал за Эммой.– Я хочу с тобой поговорить, – настаивал он, хватая ее за руку и затаскивая в библиотеку.– Не считай меня наивной и не оскорбляй своим неуклюжим актерством, – презрительно оборвала его Эмма. – Тебе абсолютно наплевать на меня и мои поступки.– Скажи мне, зачем он сюда явился?В синих глазах сверкнула ненависть.– Адам рассказал мне о том, что ты сделал. Как ты угрозами заставил его отказаться от меня. Ты развел нас в разные стороны, а затем обманом взял в жены.– Милбэнку было вовсе не обязательно бросать тебя. У него был выбор.– Адам испугался тебя. И я его не виню. Ты – злобный и себялюбивый негодяй, без тебя на земле стало бы жить лучше и чище! – Голос ее упал до кипящего яростью шепота:– Я презираю тебя, Николай, за то, что ты со мной проделал. Ты погубил мою жизнь.Несмотря на всю черствость, Николай отпрянул при виде ее лица, осознав, что все это правда: Эмма его ненавидит, и он сам этого добился… Да, ему казалось необходимым оттолкнуть ее, чтобы сохранить себя, свою независимость. Но теперь он был совсем не рад, что достиг цели. Он был удручен, как никогда в жизни. В висках стучало, в ушах стоял звон, тонкий и пронзительный звук впивался в голову, становясь все мучительнее с каждой минутой. Николай потер лоб, стремясь как-то облегчить боль. Нет, сейчас никаких споров. Он разберется с женой потом.«Убирайся отсюда», – хотелось ему сказать, но слова выговаривались вперемежку на русском и английском. Мысли путались, все стало зыбким, расплывалось…– В чем дело? – резко спросила Эмма, но он только растерянно помотал головой.Последовавшее напряженное молчание нарушил мистер Сомс, почти вбежавший в библиотеку с реставрируемой картиной в руках.– Ваша светлость, – заговорил он на ходу, не замечая, что прерывает семейную сцену. Улыбнувшись при виде Эммы, он бережно водрузил картину на стол Николая и отступил. – Княгиня Эмма, я расчистил портрет. Вы непременно должны на него взглянуть. Это нечто необыкновенное. Видите?Николай сосредоточил взгляд на портрете. Перед ним был мужчина лет тридцати, с золотисто-каштановыми волосами, янтарными глазами, высокими скулами, резко очерченным овалом лица и упрямым, крепко сжатым ртом.«Бог ты мой! – Он словно уставился в зеркало. Это была точная его копия. – Это мое лицо, мои глаза…»Внезапно голову снова пронзила острая боль. Он попытался отвести взгляд в сторону и не смог. Как сквозь туман до него донеслось потрясенное восклицание Эммы:– Это же вылитый ты!Последнее слово эхом прокатилось в его мозгу: «Ты-ты-ты…»Николай сделал отчаянную попытку вырваться из странного наваждения, но тело и разум не повиновались ему. Он зашатался и рухнул на пол. Картина словно затягивала его в себя, магнитом тянула душу, высасывая жизнь из цепенеющего тела. Он погружался во тьму, и цвет, ощущения, само время уходили, уносились от него прочь тающим водоворотом теней.«Я умираю», – подумал он, захлебываясь в потоке горького раскаяния. Какую пустую жизнь он вел! Теперь никто о нем не пожалеет, не заплачет на его могиле. Внезапно ему захотелось, чтобы Эмма обвила его сильными тонкими руками, влила в него тепло… Но вокруг была пустота… ничто… Лишь мучительное смятение угасающих мыслей. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ (В этой части автор излишне вольно обращается с хронологией и реалиями русской жизни Петровского времени.)
И сердце бьется в упоенье, И для него воскресли вновь И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь. А.С. Пушкин Глава 7 Ноябрь 1707 года. Москва
Кто-то проговорил по-русски:– Ваша светлость, пора ехать. Ваша светлость…Незнакомый голос неотступно бубнил, и Николай, медленно просыпаясь, застонал от мучительного стука в висках. Во рту стоял кислый привкус выпитого накануне вина. Протерев глаза, он обнаружил, что сидит за дубовым столом, уронив голову на твердую столешницу.– Всю-то ночь вы пили, – продолжал корить его незнакомец. – Уже и времени нет побриться и переодеться перед выбором невесты. Пожалуйста, князь-батюшка, просыпайтесь поскорее. Надо!– О чем ты болтаешь? – озадаченно пробормотал Николай. Голова была налита тяжестью. В комнате пахло знакомо и уютно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108