В глазах Таси блеснули слезы.– Пожалуйста, не делай этого. Не отбрасывай всякую надежду на счастье. Ты еще так молода, столько можешь дать…Эмма вырвала у нее свою руку.– Не хочу больше это обсуждать. Я приняла решение.Светлые глаза Таси сверкнули так ярко, что Эмма отпрянула.– Ты поступаешь так, чтобы наказать Люка? Хочешь отплатить ему за то, что он уберег тебя от Адама? Но кончится тем, что больше всего вреда ты причинишь себе.Эмма стиснула зубы.– Папа ошибся насчет Адама.– А если и так? Ну и что? Ох, Эмма, тебе еще столько надо узнать об умении прощать. Только юные могут быть так уверены в своей правоте, так оскорбляться и горевать, называя родительские ошибки предательством. Что из того, что отец твой ошибся? А ты… можешь ли ты поклясться, что ни разу не обидела его или не причинила ему боли?– Я никогда не мешала папе любить, кого он хочет. Никогда не отнимала у него единственного человека, который мог бы сделать его поистине счастливым.– Уходя из-под отцовской опеки, ты делаешь именно это. Если не понимаешь, насколько ты необходима для его счастья, ты вообще ничего в нем не понимаешь.– Папе нужна только ты, Тася. Все это знают.Смятение отразилось на лице мачехи.– Эмма, ты же знаешь, что это не правда! Что, ради всего святого, с тобой случилось? – При виде упрямо молчащей Эммы она глубоко вздохнула и покачала головой. – Мы поговорим об этом позднее. После того как у нас будет время все обдумать.– Я не изменю своего решения! – вызывающе бросила Эмма, провожая взглядом уходящую Тасю. * * * Тася вернулась в библиотеку. Николай уже ушел. Муж ее стоял у окна и невидящими глазами смотрел на солнечный день. Почувствовав ее присутствие, Люк произнес голосом, лишенным всяческих эмоций:– Он сказал, что я не смогу остановить свадьбу, не потеряв ее навсегда. Он прав. Если я не дам своего разрешения, они просто сбегут и все равно поженятся.– А что, если тебе отослать ее на некоторое время куда-нибудь? – предложила Тася. – Может быть, она побудет у твоей сестры в Шотландии? Или твоя мать увезет ее в заграничное путешествие?– Николай последует за ней, куда бы я ее ни отправил. Я могу помешать этому браку, лишь убив его… или заперев свою дочь в ее комнате до конца жизни.– Я буду снова и снова уговаривать Эмму. Может быть, мне каким-то образом удастся заставить ее понять, что за человек Николай на самом деле.– Попытайся, – безучастно откликнулся он. – Но не думаю, что будет толк.– Люк… – Она подошла к нему сзади и обвила руками его талию, но он отчужденно напрягся.– Мне надо побыть одному, – произнес он, отворачиваясь от нее. – Я должен подумать. – Он потряс головой и мучительно простонал:– Господи, как я подвел мать Эммы! Все, чего Мэри хотела для дочери, – это счастья. А я допустил случиться такому…– Ты никого не подвел. Ты всегда был самым любящим и щедрым отцом, какого только можно представить. Это не твоя вина. – Тася ласково погладила его по спине. – Эмма родилась своенравной. Она вспыльчива и упряма, но сердце у нее любящее, и она умеет учиться на своих ошибках.Люк повернулся к ней, синие глаза его сверкали яростным огнем.– Не на такой, – хрипло прошептал он. – Эта ошибка ее погубит… Но, будь я проклят, я ничего не могу поделать! * * * Вернувшись в свое поместье, Николай провел день за чтением последних отчетов своего управляющего, а затем устроился коротать вечер за бутылкой ледяной водки. Надев удобный халат серого шелка, он раскинулся у себя в покоях на кушетке янтарной кожи и принялся небрежно перелистывать томик Лермонтова.В дверь нерешительно постучали, и раздался приглушенный голос Павла, его камердинера:– Ваша светлость, к вам гостья, леди Стоукхерст.Николай был несколько удивлен этим известием:– Леди Эмма?Павел приоткрыл дверь и заглянул в щелку. Его широкоскулое русское лицо озадаченно насупилось:– Нет, ваша светлость, ее мачеха, герцогиня.С глубоким изумлением Николай поднял брови. Тася не наносила ему визитов со времени его болезни семь лет назад, когда она выходила его, буквально вырвав из объятий смерти.– Это должно оказаться интересным, – сказал он. – Проси.Он пристально смотрел на дверь, пока Тася наконец не возникла на пороге. Лицо ее осунулось и было фарфорово-бледным. Как всегда, она держалась с безупречным достоинством и серьезностью. Сиреневое платье прекрасно подчеркивало серебристую голубизну ее глаз, ни один волосок не выбивался из гладкой прически. Точно так же она выглядела и в восемнадцать лет: изысканно отрешенная, горделивая и замкнутая… Она всегда казалась Николаю загадкой.– Ты оделась в траурные цвета, – с легкой насмешкой произнес он, вставая при ее появлении. – Но ведь нынче настает время праздновать, кузина Тася. – Он махнул рукой в сторону стоящего рядом с кушеткой столика и предложил:– Может быть, хочешь водки? Или закусок?Тася покачала головой при виде серебряного подноса, полного милых русскому сердцу угощений: ломтиков хлеба с маслом и икрой, крохотных пирожков с мясом, прихотливо разложенных кусочков сельди, а также разных солений.– Тогда присядь хотя бы, – пригласил Николай. Тася продолжала стоять.– Ты мой должник, – наконец тихо проговорила она. – Ты признал этот долг много лет назад и сказал, что он перейдет к твоим детям и детям твоих детей. Ты считал, что я убила брата твоего Михаила… Из всех, кто требовал моей казни, твой голос был самым громким. Когда я бежала из России сюда, ты последовал за мной в Англию, похитил и вывез обратно в Санкт-Петербург. Ты хотел, чтобы я умерла, заплатив за преступление, которого не совершала.– Я был не прав, – поспешно возразил Николай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108