Но черные буквы стояли у нее перед глазами, и боль в груди становилась нестерпимой. Ей нужна помощь. Ей нужен кто-то… чей-то разумный голос, чтобы не сойти с ума. Никогда в жизни не испытывала она подобной муки. Невозможно было вынести ее в одиночку. Слезы слепили глаза. Шатаясь, она слезла с постели, дрожащими пальцами вытерла мокрое лицо, почти на ощупь нашла привычные брюки и рубашку. Одевшись, она набросила на себя плащ с капюшоном и поспешила из комнаты.У главной лестницы она столкнулась с Кэти, и та в изумлении остановилась.– Мисс Эмма, что вы?..– Я должна выйти, – хрипло проговорила Эмма, пряча лицо под капюшоном. – Не знаю, когда вернусь. И если ты хоть слово скажешь кому-нибудь, что я ушла, я добьюсь, чтобы тебя уволили.– Хорошо, мисс, – вытаращила на нее глаза растерянная Кэти.Эмма сморгнула слезы и, проведя рукавом под носом, пробормотала:– Ничего, Кэти, все будет в порядке. Только никому не говори.Служанка осторожно кивнула.Эмма торопливо вышла из дома и направилась в конюшню, стараясь, чтобы ее никто не увидел. Она сама оседлала коня, довольно резко прогнав прочь конюха, попытавшегося ей помочь.– Я все сделаю сама. Возвращайся в свою комнату.– Отправляетесь спасать еще какую-нибудь зверюгу, мисс Эмма?Проигнорировав дерзкий вопрос, она замешкалась, подтягивая подпругу посильнее. Ее руки, обычно такие ловкие, тряслись и двигались неуклюже.– Поди прочь, – сказала она конюху, с недоумением наблюдавшему за ней.– Могу я чем-то помочь, мисс?– Просто уйди, пожалуйста, – грубовато откликнулась она.Он неохотно повиновался, но, уходя, несколько раз оглянулся через плечо.Эмма села на своего мерина и выехала через двор на улицу. У нее было ощущение, что только так она сможет выжить. Она не принимала сознательного решения, куда ехать, казалось, все было решено за нее. Перейдя на галоп, она поскакала на запад, в поместье Ангеловского. Слезы струились по ее лицу, и влажный летний воздух не мог их осушить.Доехав до поместья, она приблизилась к господскому дому – великолепному зданию классической архитектуры с белыми мраморными колоннами – и, поднявшись по полукруглой лестнице к парадной двери, заколотила в нее кулаком.Вскоре на пороге появился седой дворецкий с широким славянским лицом и черными бровями. Имени его она никак не могла запомнить, хотя видела его не в первый раз.– Пожалуйста, велите позаботиться о моем коне, – проговорила Эмма, – и скажите князю Николаю, что к нему гостья.Дворецкий ответил по-английски с легким славянским акцентом:– Сэр, вам придется вновь приехать завтра. Но если желаете, я приму вашу визитную карточку.– Я не сэр! – с отчаянием воскликнула Эмма. Она отбросила с головы капюшон, и масса сверкающих рыжих кудрей упала до пояса. – Я хочу видеть моего кузена. Скажите ему… – Она оборвала себя на полуслове и со сдавленным стоном потрясла головой. – Впрочем, не надо. Мне не стоило сюда приезжать. Я сама не знаю, что делаю.– Леди Стоукхерст, – произнес дворецкий, и лицо его заметно смягчилось, – заходите в дом. Я выясню, сможет ли князь Николай поговорить с вами.– Нет, пожалуй, не надо…– По-жа-луй-ста, – повторил он по-русски, протяжно, – прошу вас, миледи.Эмма подчинилась и, войдя в холл, напряженно застыла у порога, уставившись в узор паркета.Прошла целая минута. Наконец над ее головой раздался тихий голос Николая:– Эмма?Пара начищенных черных сапог возникла в поле ее зрения. Николай двумя пальцами за подбородок приподнял к свету ее лицо. Взгляд его впился в ее глаза, большой палец легонько скользнул по заплаканной щеке. Выражение его лица оставалось бесстрастным, и держался он со спокойной учтивостью.– Пройдем со мной, душенька. – Он взял ее за руку. Эмма заартачилась:– У вас кто-то есть? Я не п-подумала… не спросила…– Никого у меня нет. – Он тихо пробормотал несколько фраз по-русски дворецкому, и тот в ответ кивнул с непроницаемым видом.Эмма с благодарностью оперлась на руку Николая и позволила проводить себя по лестнице наверх. Рука у него была сильной и горячей. Охватившая ее паника стала постепенно отступать, дыхание выровнялось. Вежливое самообладание Николая, его светскость не позволяли ей отдаться истерике.Они прошли в западное крыло особняка, где размещались личные покои Николая, в которых Эмма никогда раньше не бывала. Она заморгала с изумлением при виде синего хрустального потолка, украшенного золотыми накладками, и великолепных сочных тонов отделки. Тихое сияние ламп из горного хрусталя создавало ощущение уюта и покоя.Николай закрыл инкрустированную аметистами дверь, отрезая их от внешнего мира. В мягком, приглушенном свете суровая красота его лица казалась нереальной. В расстегнутом вороте рубашки цвета слоновой кости виднелся извилистый шрам, сбегавший по коже вниз.– Расскажи мне, что случилось, – произнес он.Эмма вытащила из кармана смятый клочок газеты и молча подала ему. Не сводя глаз с ее потрясенного лица, он взял его и расправил на ближайшем столике. Пока он читал объявление о помолвке, лицо его оставалось невозмутимым, опущенные золотистые ресницы отбрасывали на щеки длинные тени.– А-а, – протянул он, кончив читать.– Вы, кажется, не с-слишком удивлены, – запинаясь проговорила Эмма. – Наверное, никто, кроме меня, не удивится этому. Я… я думала, Адам вправду меня любит, а все было фальшью. И я – величайшая дура на свете, раз поверила его лживым заверениям.– Он – дурак, – тихо отозвался Николай. – Он, а не ты.– О Господи! – Она закрыла вздрагивающими ладонями лицо. – Я и не подозревала, что возможно испытывать такую муку.– Сядь. – Николай подтолкнул ее к диванчику, обитому мягкой кожей янтарного цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108