Он забыл также и о том, что ему не полагалось сидеть так близко от нее. Все эти разумные мысли сразу улетучились из его головы, как только Сесили придвинулась к нему еще ближе.
— Ах, Эллиот, — прошептала она, опустив длинные черные ресницы, — я считала минуты до нашей встречи! Какая пытка быть без тебя целый день! Прости, но для меня это просто невыносимо!
Эллиот вдруг заметил, как в уголке одного ярко-зеленого глаза показалась слезинка. — Ах, Сесили, не плачь! Я чувствую то же самое. Но мы должны…
— Нет, Эллиот! Не говори «мы должны»! Я не могу этого слышать. «Мы должны подождать! Мы должны соблюдать условности! Мы должны думать о том, что скажут другие! „ Ах, любовь моя, я сыта по горло всеми этими „должны“ и «следует“! Когда мы сможем пожениться? Умоляю, скажи, что это будет скоро!
Сесили ухватилась за его ширококостную крупную руку, и он почувствовал себя неуклюжей гориллой, играющей с фарфоровой куколкой.
— Дорогая, мне тяжело говорить то, что я должен сказать, — произнес он, обреченно вздохнув, — но мать прислала за мной, и я должен немедленно ехать в Шотландию. Отец при смерти, и врач говорит, что на выздоровление мало надежд.
— Немедленно… — словно эхо повторила она, побледнев как полотно. — А как же я? Когда ты вернешься? Я… я должна знать, Эллиот! Ты не можешь вот так бросить меня…
— Ах, моя дорогая! Я никогда тебя не брошу. Обещаю тебе, что уеду самое большее на три месяца.
— На три месяца? — воскликнула она каким-то странным резким голосом и облизнула недовольно надутые губки. — Это слишком долго. Я умру… от одиночества.
Эллиот ждал от Сесили каких-то слов сочувствия, но не дождался. Поэтому, подавив раздражение, он напомнил себе, что девушка ведет себя так потому лишь, что слишком горячо любит его. Разве не отдала она ему предпочтение почти сразу же, как только он приехал в Лондон в прошлом месяце? И это несмотря на тот факт, что он был несколько застенчив и не отличался утонченностью манер в отличие от многочисленных светских щеголей, толпа которых неизменно окружала ее на каждом рауте.
— Дорогая, — нежно произнес он, прикоснувшись пальцем к ее остренькому подбородку, — что же мне делать? Мой отец умирает, и я обязан быть рядом с ним. Более того, мне придется взять на себя управление владениями Рэнноков.
На лице Сесили появилось упрямое, напряженное выражение, которое он видел уже не в первый раз.
— Ладно, Эллиот, — сказала она, глядя куда-то в пространство. — В таком случае давай поженимся немедленно. Ты должен воспользоваться влиянием своей семьи, чтобы сегодня же получить специальное разрешение.
Эллиот застыл на месте от неожиданности.
— Сегодня же? Милая, ты сошла с ума! Твой дядюшка никогда не согласится!
Сесили покачала головой, и улыбка пробежала по ее губам.
— Ах, Эллиот, откуда тебе знать, что хочет дядюшка? Он мечтает как можно скорее выдать меня замуж, а я заявила, что ни за кого, кроме тебя, не выйду. Уверена, что он даже пожелает нам счастья.
— Думаю, ты ошибаешься, любовь моя. У моей матушки, например, случился бы апоплексический удар. Сама подумай, что будут говорить о нас люди…
— Все скажут только, что мы безумно влюблены друг в друга.
— Нет, дорогая, — продолжил Эллиот с несвойственной ему твердостью. — Не хочу рисковать, потому что боюсь бросить тень на твое имя. А когда закончится траур, мы устроим грандиозную свадьбу в церкви Святого Георгия. Пусть весь мир знает, что ты достойна всяческого уважения.
Эллиот успел заметить, что слово «уважение» имело для Сесили особую ценность; он не мог не обратить внимания на то, что в некоторых кругах к его любимой относились весьма холодно, хотя и не вполне понимал, в чем тут дело.
Юное сердце Эллиота преисполнилось нежности при воспоминании о том, как улыбнулась Сесили. Как она схватила его за руку, когда он сказал ей, что, как будущая маркиза Рэннок, она сможет смотреть сверху вниз на всех великосветских сплетников, которые ее не жаловали. Да если бы она пожелала, то могла бы вообще прекратить знакомство со значительной частью лондонского общества. Эллиот был почти уверен, что она именно этого и желает, потому что за несколько недель, проведенных в Лондоне, был сыт по горло высокомерием и наглостью его жителей.
Сесили чуть улыбнулась и поднесла его руку к своим полненьким полураскрытым губкам.
— Конечно, ты прав, любовь моя, — сказала она, потом поцеловала его руку и привела его в полное изумление, взяв в ротик один из его пальцев и соблазнительно опустив при этом ресницы. Потом она медленно, очень медленно, вынула изо рта его палец и прижала его ладонь к своей груди. Тем временем другой рукой она спустила вниз лиф своего платья так, что показались наружу твердые розовые соски на очаровательных белых грудях, одна из которых оказалась как раз под его рукой.
Эллиот шумно втянул воздух и крепко зажмурился. Он еще никогда в жизни не видел, чтобы леди вела себя таким образом. Проститутки — да, но с ними Эллиоту за его недолгую жизнь приходилось встречаться довольно редко. Его родной Эр был весьма скучным городишкой. К тому же его отец, человек строгий и глубоко верующий, не одобрял подобное распутство.
— Прикоснись ко мне, Эллиот, — невнятно бормотала Сесили, проводя его пальцами по затвердевшим соскам, — мне очень стыдно, но я просто не могу ждать…
Эллиот медленно открыл глаза и почти непроизвольно принялся ласкать грудь девушки, как будто его рука принадлежала кому-то другому, какому-то мерзкому распутнику. Он ощутил напряжение в паху, дыхание его участилось, и вообще он почувствовал себя крайне неуверенным в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107