– Капитан поднял левую руку и показал, какие пальцы оторвало мичману. – В БаянБурде, в госпитале, он закатил такой скандальчик, что я невольно обратил на него внимание. Врач ему говорит: «В Читу вас завтра эвакуируем. Вы теперь к строю негодны, у вас двух пальцев недочет». Эх, как взвился мичман! «Для моего минерского дела, говорит, и трех пальцев хватит! Перевяжите меня поскорее, и я пойду. Мне в команду спешно нужно. У нас сегодня сапоги выдают».
– Выписали? – заинтересованно спросил Косаговский.
– Нет, конечно. Но и в Читу не отправили. Два раза, когда транспорты формировались, он прятался. Махнули на него рукой! Койки наши в юрте рядом стояли, а на госпитальных койках соседи, сами, поди, знаете, либо надоедают друг другу до чертиков, либо дружбу заводят. Вот мы и подружились с Федором. Хороший мужик!
– А теперь он снова, на взрывной работе?
– Снова. «Не могу, говорит, бросить свое веселое ремесло».
– Вот именно «веселое»! – подхватил Косаговский. – Вы заметили, Степан Васильевич, что люди опасных профессий всегда влюблены в свою работу. Возьмите водолазов, верхолазов, шахтеров…
– Летчиков! – подмигнул Ратных.
– А какая у меня опасность? – искренне удивился летчик. – Обыкновенный воздушный ломовик.
Сережа принес из кухни чайник.
Наливая капитану крепкий коричневый чай, Косаговский застенчиво улыбнулся:
– Правда, в нашей работе всякое бывает. Авиация у нас легкомоторная, местного значения и специального назначения. А это значит, в любую щель обязаны пролезть и на пятачке приземлиться.
– Значит, и вынужденные посадки бывают, и аварии, и блуждания по дикой тайге?
– Вообщето бывают, но очень редко. Вот у меня случай был. Летел я по незнакомой трассе, над сопками, и хвост самолета зацепился за стланик на вершине сопки. С этим украшением я и прилетел на аэродром. Знаете, как мне влетело за это от начальника отряда? Легче на вынужденную идти!
Виктор откинул со лба волосы и засмеялся, поребячьи сморщив нос.
В передней раздался звонок.
– Это Птуха, – сказал капитан.
Сережа помчался открывать.

3

Дверь в переднюю Сережа не закрыл, и видно было, что вошел человек в черном клеенчатом реглане 'мичманке с узеньким нахимовским козырьком, сухой, мускулистый, подобранный и до краев налитый веселой, звонкой силой. Были в нем та подтянутость и щеголеватая точность, тот необъяснимый флотский шик, который свойствен только военным морякам.
Сережа замер от восторга. Восторг его дошел до предела, когда Птуха снял реглан, а под ним оказался морской китель с якорьками на золотых пуговицах и со значком торпедиста на рукаве – красной морской торпедой в золотом круге. Не смог моряк – духу не хватило – сменить китель, реглан, мичманку, пусть без «краба» и без кокарды, на ничем не примечательные пиджак и кепку, не смог спороть доблестный значок торпедиста.
Достаточно и того, что спорол он четыре мичманских галуна, следы которых еще видны были на рукавах. Блестя цыганскими, с синеватыми белками глазами, он спрашивал Сережу с напускной строгостью:
– Штыкболт крепить умеешь?
– Не умею, – смущенно сопанул носом Сережа.
– А рифовый узел вязать можешь?
– Не могу. Научите?
– Об чем речь? Обязательно!
Войдя в комнату, мичман обратился к Косаговскому:
– Извините, Виктор Дмитриевич, что незваный пришел, да еще и товарищу капитану ваш адрес дал.
– Не извиняйтесь, Федор Тарасович. Хорошо сделали, что пришли. И с товарищем капитаном был рад познакомиться. Вы, оказывается, тоже халхинголец?
– Так точно! И вы там дрались? – Он посмотрел на стаканы с чаем и сокрушенно вздохнул. – Боевые товарищи при встрече пьют чай! Ну и ну! Просто кошмар! Одну минуточку! – Он вышел в переднюю, покопался в кармане реглана и, вернувшись, поставил на стол бутылку. – Вот. Одесский коньяк, сестренка прислала. Где – у вас штопор, Виктор Дмитриевич?
– Вы одессит? – спросил Косаговский.
– Мне просто смешно! Разве это не видно с первого взгляда? Чистокровных одесситов, кроме меня, только три: дюк2, Беня Крик и Леонид Утесов. Я» собственно, с Большого фонтана, рыбак. Фонтанский – весь зад в ракушках! Так нас дразнят. Ну, будем! Дай боже и завтра тоже! – поднял мичман первый свою рюмку. – За святое боевое братство!
– Взрывником работаете? – морщась от выпитой рюмки, спросил Косаговский.
– Да. Списали меня на бережок. Оверкиль у мичмана Птухи получился. – Он поднял левую руку и задумчиво, грустно посмотрел на оторванные до первых суставов пальцы. – Но ничего, не унываю. На взрывном деле, как и на борту, тоже морская разворотливость нужна. Дело не скучное! Дырочку в камне просверлишь, взрывчаточку заложишь и стукнешь! Далеко нас слышно.
Сережа, нетерпеливо ерзавший на стуле, навалился на стол локтями и весь подался к мичману.
– Товарищ мичман, вы давно взрывником работаете?
– Ты, малец, меня дядей Федей зови.
– Хорошо, дядя Федя.
– Не хорошо, а есть! Вот как надо отвечать.
– Есть, дядя Федя! – гаркнул весело Сережа.
– Молодец! А на взрывчатке я второй год сижу, – старательно жуя колбасу, объяснил Птуха.
– И ничего?
– И ничего.
– А если ошибка?
– Ну, тогда…
– Что тогда?
На лице Птухи собрались под глазами хитренькие и веселые морщинки.
– Тогда выговор в приказе. С предупреждением.
Сережа недоверчиво улыбнулся:
– А понастоящему?
– А понастоящему – тогда от взрывника совсем пустяки останутся. В патронную сумку можно собрать. Сережа даже присвистнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16