Он привалился плечом к палисаду и начал думать о Громовой Стреле и Айвике. И тотчас сердце тоненько засаднило, как саднит порез осокой. Перед глазами встал молодой вождь, порывистый, беспокойный и по-своему, по-жестокому прямой и честный.
Юношу похоронили с разрешения отца Нарцисса на редутном кладбище. В могилу атаутла положили его оружие: лук, копье, томагавк, нож, чтобы не было ему стыдно перед тенями предков на полях Счастливой Охоты.
— Теперь мой кунак успокоится, — тихо и хрипло от охватившего волнения сказал Македон Иванович. — Есть с чем идти ему в последний поход.
Андрей, тоже взволнованный, снял с себя нательный золотой крест и положил его на грудь индейца.
— Это хорошо, — улыбнулся печально отец Нарцисс. — Может, и не по-православному закону, а поможет это индиану на пороге рая господнего…
Сразу же после похорон индейца отец Нарцисс погнал своих собак в Икогмют. Он с тревогой ждал появления в Миссии протестантских и католических попов.
А об Айвике пока ничего не слышно. Ново-архангельские друзья капитана обещали прислать весточку о ней с почтовой байдарой. А будет ли эта весточка? Жива ли Летящая Зорянка?..
Андрей снова приставил к глазу подзорную трубу. Бухта и залив Якутат за нею были по-прежнему пусты. Только неутомимые волны вздымались, опадали, исчезали, чтобы снова подняться. Океан был в вечном своем движении, в бурливом кипении, в вечной борьбе с берегами, и в истомленную тоской, измученную душу Андрея словно пахнуло свежим бодрящим ветром.
— Жизнь человека, как и океан, в вечной борьбе. Это хорошо. Будем бороться! — подумал он, спускаясь с палисада.
Его дежурство кончилось.
СНОВА «СЮРПРИЗ»
В избе Андрей молча сел и привалился к стене. Подумал, что хорошо бы заснуть надолго-надолго. Во сне меньше давила душу тоска.
Македон Иванович, собиравшийся на вал, покосился на Андрея. Сидит неподвижный, молчаливый, ко всему безучастный. Лицо побледнело, под глазами темные круги. И глаза нехорошие, странные какие-то. Не то он напрягает все силы, чтобы сосредоточиться на какой-то мысли, не то, наоборот, пытается что-то забыть, вырвать из души. Капитан чувствовал, что в Андрее совершается большая и тяжелая внутренняя борьба. Всегда открытый нараспашку, весь для людей, сейчас он никого не впустит в свою душу. И все же Македон Иванович не утерпел. Вздохнув, сказал бережно:
— Закостенели вы, ангелуша! Нехорошо это.
Не меняя позы, Андрей рассмеялся жестким неприятным смехом.
— Почему нехорошо? Теперь я свободен, по крайней мере.
«Чувствую я, какая у тебя свобода!» — хотелось сказать капитану, но сказал он другое: — Вам бы опять в леса, в пустыню уйти. Там сквознячки славные! Снова задышите во всю грудь.
Андрей не ответил. Македон Иванович взял лежавшую на столе подзорную трубу и вышел, почему-то на цыпочках.
Андрей снова откинулся к стене и закрыл глаза. Над головой уютно, убаюкивающе тикали часы. Деревянная кукушка скрипуче прокуковала двенадцать раз. Его начало охватывать тревожное забытье. Но вдруг хлопнула оглушительно дверь. Македон Иванович не умел закрывать двери по-человечески. От порога он закричал:
— Андрей Федорович, гости к нам пожаловали!
Андрей вскочил и подбежал к окну. Над палисадом виднелись верхушки двух мачт. Они медленно двигались.
— Кто пришел? Шкипер вам знаком? — обернулся Андрей.
— Он и вам знаком. Снова нам сюрприз преподнесли. «Сюрприз» и пришел.
Вслед за капитаном Андрей выскочил из избы и бегом взлетел на вал. С первого взгляда ему показалось, будто черный бриг подошел так близко к берегу, что сейчас его длинный, тонкий бушприт заденет кресты редутного кладбища. А бриг все двигался. Но вот послышался протяжный грохот железной цепи, пробегающей через клюз, затем резкий всплеск падающего якоря, и «Сюрприз» остановился.
Минуты через две от правого борта отвалила шкиперская гичка, а за нею две большие китобойки, набитые людьми. Лодочная флотилия подошла к редутной пристани. Из гички вылезли трое: Пинк, Шапрон и Живолуп. Черная борода Джона Петельки развевалась по ветру, как пиратский флаг. Китобойки зацепились баграми за пристань, но люди из них не высадились. Пинк, Шапрон и Живолуп, отойдя от пристани шагов на сто, остановились и начали привязывать к стволу ружья белый парламентерский флаг.
— Эй, Пинк, брось комедию с белым флагом! — проревел, сложив руки рупором, Македон Иванович. — Подходи, не тронем!
Шкипер, сняв шляпу, приветливо помахал ею и развалистым моряцким шагом направился к редуту. Маленький, щупленький, в огромных, выше колен, морских «роббер-бутсах», он походил на сказочного кота в сапогах. Шапрон шел рядом с ним, Живолуп сзади них. Подойдя вплотную к редутному валу, Пинк, задрав голову, крикнул дружелюбно:
— Хэллоу, мистер Мак-Эдон! Хэллоу, мистер Гагарин! Рад вас видеть в добром здоровье!
— Спасибо, пират! — крикнул с вала Македон Иванович. — Говори сразу о деле! Зачем пожаловал?
— Дело вот в чем, мистер Мак-Эдон! Сейчас я закон. Закон с большой буквы! — Пинк показал на серебряную звезду, приколотую к его морской куртке. — Я шериф. Видите?
— Вижу, — улыбнулся Македон Иванович. — А ты не украл эту звезду, Петелька?
Пинк тоже засмеялся,
— Ты все шутишь, старина! Я получил ее из рук его чести губернатора Аляски. И по его приказу я предлагаю русскому подданному Андрею Гагарину, известному среди индейцев под именем Добрая Гагара, отдаться в руки правосудия! Он обвиняется в убийстве гражданина Соединенных Штатов, индейца из племени ттыне!
— По бороде тебя, Пинк, хоть и в рай, а по делам ты — ай-ай-ай! — покачал головой Македон Иванович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100