И неужто ради прибытка только, ради корысти одной омывали русские люди кровью своей эти скалы? Чтобы ярославские холсты, московские ситцы да медные тульские чайники на соболей и бобров менять?
Македон Иванович говорил уже горячо, с болью, с гневом, с близкими слезами. Андрей перестал читать и слушал, прислонясь к полке, сложив на груди руки с зажатой в пальцах книгой.
— Ан нет! Корыстовали прибылыцики-компанейщики, а не простые русские люди. — Капитан подбежал к конторке и яростно защелкал на счетах — Им, колониальному нашему начальству, вот что надо было! Пощелкивали костяшками да в гроссбуха барыши выводили. Бежали рысью за корыстью! А мужички русские пухли с голоду, цингой маялись, в океанских бурях тонули и в буранах замерзали ради другой корысти. Ради славы России, для славы святого ее имени! Мечтали они заселить и укрепить Аляску русским корнем. Обрастай русским народом, американская земля!.. Я вот даже сверчком обзавелся на доброе бытование. Из Сибири мне его через море привезли. А теперь… Какие уж теперь сверчки, — поникла седая, по-солдатски стриженная голова.
Македон Иванович вытащил платок с изображением сражения и вытер внезапно заслезившийся глаз Затем подошел к висевшим на стене под стеклом «Указаниям редутам».
— Извольте вот взглянуть, какие нам указания были даны. Самим Александром Андреевичем Барановым сии «Указания» составлены.
И голосом крепким, проникновенным, он прочитал, как молитву;
«Утвердясь крепко и навечно на американских берегах Великого океана, сделать тем Россию океанической всемирной державой. Мы освоители нового отечества. Дорожите славным именем Русским».
Македон Иванович вытащил снова платок и высморкался сердито.
— Вот тебе и держава океаническая! Вот тебе и новое отечество! Хотелося лося, да не удалося! Тошнит меня от петербургской подлости и скудоумия! Им, попугаям да стервятникам петербургским, Родиной торговать не в диковинку, а нам это не лапоть на лапоть иль сапог па сапог менять! Родину с кровью от сердца отрывают!
— Эх, взять бы дубину да размахнуться бы! — крикнул Андрей зазвеневшим голосом. От яростного его замаха книга вырвалась из пальцев и отлетела далеко в сторону. Андрей отвернулся и уткнулся лбом в полки.
Македон Иванович поднял книгу, аккуратно положил ее на стол.
— Главный управитель князь Максутов, знаете, чем сейчас занимается в замке своем на Кекур-Камне? — сказал от стола капитан. — Пишет списки, кто хочет в Россию поехать, а кто, может быть, и остаться захочет и американское подданство принять. Таким американцы бесплатно две десятины земли дают. И мне такой запрос прислан.
— И что же вы решили? — быстро обернулся Андрей.
Капитан сунул ладони под мышки и опустил голову. У него была привычка в минуты трудных раздумий совать ладони под мышки.
— Дерево вверх корнями не растет! — решительно поднял голову и выдернул руку капитан. — Я шомпол старого закала и российскому имени не изменю!.. А вы, человек просвещенный и в демократических кружках вращавшийся, как вы в сей последний час решаете?
— Решаю так же, как и вы! — воскликнул Андрей.
— Значит, по рукам? — протянул руку Македон Иванович.
— По рукам! — крепко ударил Андрей ладонью по его ладони.
— Значит, опять вместе будем? — схватив руку Андрея обеими руками и тряся ее, обрадованно загремел Македон Иванович. — На Амур подадимся! Там просторно! Там квартальных и жандармов нет еще. Зверовать там будем!..
Македона Ивановича прервал стук в окно.
АПОСТОЛ С БАЛАЛАЙКОЙ
Стучали в волоковое окно без рамы и стекол, закрывавшиеся наглухо деревянной задвижкой — волоком. Оно было прорублено в стене, выходившей за палисад. В дни большого скопления приехавших с пушниной индейцев на двор редута не пускали, а расторжку с ними вели через это окно.
— Кого бог принес? — крикнул капитан, подойдя к окну, но не открывая волока.
— Хвала господу Иисусу и пресвятым угодникам! — пропел за окном детский дискант.
— Отец Нарцисс пожаловал, — сказал капитан и, открыв волок, крикнул: — Иди к воротам, отец, отопру!
Македон Иванович вышел. Вскоре послышался скрип редутных ворот и повизгивание усталых ездовых собак. Затем загремело что-то в сенях, отворилась дверь, и в избу влетел тяжелый объемистый мешок, за ним второй такой же, а за мешками, прогибая половицы, поступью Каменного Гостя, вошел иеромонах Нарцисс, наезжий поп, как звали на Аляске миссионеров. Был поп огромен ростом, широк до жути в плечах, могуч в груди и тяжек на поступь, как высеченный из желтого камня языческий идол. В жилах отца Нарцисса текла медленная густая кровь эскимосов. Покарябанное оспой, желто-дубленое лицо его было плоско, как тарелка, и ничто не выражалось на этом лице, словно иеромонах не знал никаких страстей: ни горя, ни радости, ни гнева, ни любви. Но черные, как уголь, глаза его в узких азиатских щелках были по-детски невинны, ясны и добры. За широкий кожаный пояс свой иеромонах заткнул, как нож или топор, огромный медный наперсный крест, чтобы не мешал в пути управляться собаками, а в руках он бережно держал маленькую, изящно сделанную балалайку.
Вошедший вслед за монахом Македон Иванович подошел к нему, сложив руки лодочкой, под благословение. Отец Нарцисс вытащил из-за пояса и одел на грудь крест и тогда только прривычно замахал волосатыми ручищами. А благословив, ткнул руку в губы капитану. Македон Иванович благоговейно приложился к ней.
— А ты, атей , без божьего благословения живешь? — с добродушным осуждением посмотрел монах на Андрея. Тот молча улыбнулся.
Скинув теплый ватный подрясник, отец Нарцисс бесцеремонно затопал к столу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100