ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Это «стакан» оленя-карибу — след глубокий и крепкий. Места зверистые, добычливые! А кто же здесь охотится?..
Осторожных, легких звериных следов было много, а тяжелого грубого человеческого следа нигде не видно. Синеглазый подошел вплотную к зимовью и остановился, насторожившись. Нет, и это не человеческий след, это широкая, почти в мужскую ладонь «лыжа» росомахи. Вот проклятый, хитрющий зверь! Идет за охотником по пятам и грабит его путики и пастники . И не только ловушки, она и зимовку, и лабаз, если в них хранится продовольствие, развалит и разграбит. Что не съест, утащит и спрячет под колодой, в снег закопает или на деревья повесит. И голодает охотник, а подчас и гибнет по ее милости Недаром индейцы считают росомаху не зверем, а злым духом, лесным дьяволом. И здесь она, воровка, добычу выискивала, поскреблась в дверь зимовья и ушла. Видно, в зимовке пусто, нечем поживиться.
— Посмотрим, что за привал нам бог послал, — сказал человек, отдирая стволом ружья примерзшую, сплетенную из ветвей дверь. Он хотел уже шагнуть внутрь зимовки, но услышал за спиной тихое шипение и покряхтывание. Человек засмеялся, но не обернулся. Это Молчан голос подает. Трудно услышать лай, вой или хотя бы рычание этого на диво молчаливого сибиряка. Молча гонит зверя, молча расправляется с непослушными упряжными собаками, молча и на человека бросается, если почует в нем врага. Тихий омут — собака! И только в очень редких случаях, когда надо позвать или предупредить далеко отлучившегося хозяина, Молчан лает отрывистым, мощным и гулким лаем, как перед пустой бочкой. А если хозяин рядом, хватит и такого вот шипения и покряхтывания. Это значит: «Осторожно! Опасность!»
— Сюда, Молчан! — позвал человек и, когда собака встала рядом с ним, указал ей на открытую дверь: — Что ты там чуешь? Пойдем, посмотрим.
Молчан первый шагнул через порог. Он перестал шипеть, но шерсть на его загривке вздыбилась. Человек успокоительно свистнул и тоже вошел в зимовье. Пахнуло, как из старого погреба, затхлой холодной гнилью. В дальнем углу что-то темнело. Человек сделал еще шаг и остановился, медленно сняв шапку. На полу лежал скелет, прикрытый рваными, изъеденными грызунами мехами.
«По одежде судя, не индеец, — опускаясь перед скелетом на колени, подумал человек. — Индеец украшаться любит бисерными пронизками, медными серьгами да кольцами. На этом ничего такого не видно».
Он снова заговорил негромко, задавая вопросы и сам же отвечая на них.
— Видать, наш брат зверовщик. Как же это угораздило тебя, бедолага? Заблудился? Свою же мету на дереве проглядел или тропой ошибся? Бывает. А может, патроны неосторожно расстрелял и перед смертью олений мох жевал и свои же мокасины варил? И это с нашим братом случается. Бродяжья жизнь, бродяжья и смерть! А ну-ка покажись, сударь!
Стволом ружья человек поворошил изъеденные меха. Обрывки шапки, как только он дотронулся до нее, свалились, и череп с прилипшими к скулам клочками кожи оскалил зубы в мертвой, вечной улыбке. А меха парки и штанов рассыпались трухой. Из их вороха выскочила большая белоногая полярная мышь и взлетела по стене на потолок. Она свила гнездо внутри скелета, под ребрами.
— А где же его оружие? — спросил человек Молчана, сидевшего рядом. Но внимание пса было целиком занято мышью, шуршавшей под потолком. — Ничего нет! Ни ружья, ни пистолета, ни топора. Даже ножа нет!
Человек поднялся с колен и сказал по-прежнему негромко, но теперь уже тревожно:
— Убит и ограблен! Ясно, как божий день. А убили индейцы, это тоже ясно. Эх, испортили мы этих детей природы! Мы разбудили в их детских душах алчность и корысть. А за это ученики и стреляют нам, учителям, в спину да режут сонным горло за нитку бисера или ржавый топор. Надо гнать отсюда собак в три кнута!
Человек пошел было к двери, но остановился и вернулся к скелету.
— А ведь тебя, братец, похоронить надо, — грустно сказал он и вдруг быстро опустился снова на колени. В обрывках мехов что-то золотисто блеснуло. Сняв рукавицу, синеглазый человек откинул лоскут меха. Под ним, в левой стороне груди, меж верхними ребрами, там, где билось когда-то сердце, торчал длинный узкий нож с рукояткой из моржовой кости. Синеглазый порылся в сопревших мехах и нашел пустые ножны из вороненого металла с медными бляхами на медной же цепочке.
— Пустые ножны! Убит собственным ножом. А может быть, самоубийство? А что блестело на ноже золотом?
Он перехватил нож за лезвие, освободив рукоятку, и вскрикнул изумлённо:
— Американский пятидолларовик! — В торец моржовой рукоятки была искусно врезана золотая монета с гербом Соединенных Штатов — одноглавым орлом, держащим в лапах оливковую ветвь и пук стрел. — Так ты, приятель, янки, оказывается? Издалека забрел, гость незваный! А зачем приходил, что приносил, дружбу или вражду? — Синеглазый помолчал, глядя на скелет, и добавил задумчиво: — Молчишь? А интересно бы услышать твой ответ!
Подойдя к двери, он при свете осмотрел нож еще раз, отыскивая на нем какую-нибудь надпись или хотя бы инициалы. Но ничего этого ни на лезвии, ни на рукоятке не было. А нож показался ему очень знакомым. Он подумал и вспомнил. Матросский нож! Не один такой он видел в Ново-Архангельском порту у матросов с иностранных китобоев. Новая загадка! Как и зачем занесло американского моряка в глубь материка, в аляскинские дебри, куда и русские зверобои не рисковали еще ходить?
— Ладно! — решительно сунул он нож за пояс. — С мертвого какой спрос? А мыши не будут больше вить гнезда в твоих костях. Не уйду отсюда, не похоронив тебя.
Выходя из зимовки, он повторил, покачав головой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Осторожных, легких звериных следов было много, а тяжелого грубого человеческого следа нигде не видно. Синеглазый подошел вплотную к зимовью и остановился, насторожившись. Нет, и это не человеческий след, это широкая, почти в мужскую ладонь «лыжа» росомахи. Вот проклятый, хитрющий зверь! Идет за охотником по пятам и грабит его путики и пастники . И не только ловушки, она и зимовку, и лабаз, если в них хранится продовольствие, развалит и разграбит. Что не съест, утащит и спрячет под колодой, в снег закопает или на деревья повесит. И голодает охотник, а подчас и гибнет по ее милости Недаром индейцы считают росомаху не зверем, а злым духом, лесным дьяволом. И здесь она, воровка, добычу выискивала, поскреблась в дверь зимовья и ушла. Видно, в зимовке пусто, нечем поживиться.
— Посмотрим, что за привал нам бог послал, — сказал человек, отдирая стволом ружья примерзшую, сплетенную из ветвей дверь. Он хотел уже шагнуть внутрь зимовки, но услышал за спиной тихое шипение и покряхтывание. Человек засмеялся, но не обернулся. Это Молчан голос подает. Трудно услышать лай, вой или хотя бы рычание этого на диво молчаливого сибиряка. Молча гонит зверя, молча расправляется с непослушными упряжными собаками, молча и на человека бросается, если почует в нем врага. Тихий омут — собака! И только в очень редких случаях, когда надо позвать или предупредить далеко отлучившегося хозяина, Молчан лает отрывистым, мощным и гулким лаем, как перед пустой бочкой. А если хозяин рядом, хватит и такого вот шипения и покряхтывания. Это значит: «Осторожно! Опасность!»
— Сюда, Молчан! — позвал человек и, когда собака встала рядом с ним, указал ей на открытую дверь: — Что ты там чуешь? Пойдем, посмотрим.
Молчан первый шагнул через порог. Он перестал шипеть, но шерсть на его загривке вздыбилась. Человек успокоительно свистнул и тоже вошел в зимовье. Пахнуло, как из старого погреба, затхлой холодной гнилью. В дальнем углу что-то темнело. Человек сделал еще шаг и остановился, медленно сняв шапку. На полу лежал скелет, прикрытый рваными, изъеденными грызунами мехами.
«По одежде судя, не индеец, — опускаясь перед скелетом на колени, подумал человек. — Индеец украшаться любит бисерными пронизками, медными серьгами да кольцами. На этом ничего такого не видно».
Он снова заговорил негромко, задавая вопросы и сам же отвечая на них.
— Видать, наш брат зверовщик. Как же это угораздило тебя, бедолага? Заблудился? Свою же мету на дереве проглядел или тропой ошибся? Бывает. А может, патроны неосторожно расстрелял и перед смертью олений мох жевал и свои же мокасины варил? И это с нашим братом случается. Бродяжья жизнь, бродяжья и смерть! А ну-ка покажись, сударь!
Стволом ружья человек поворошил изъеденные меха. Обрывки шапки, как только он дотронулся до нее, свалились, и череп с прилипшими к скулам клочками кожи оскалил зубы в мертвой, вечной улыбке. А меха парки и штанов рассыпались трухой. Из их вороха выскочила большая белоногая полярная мышь и взлетела по стене на потолок. Она свила гнездо внутри скелета, под ребрами.
— А где же его оружие? — спросил человек Молчана, сидевшего рядом. Но внимание пса было целиком занято мышью, шуршавшей под потолком. — Ничего нет! Ни ружья, ни пистолета, ни топора. Даже ножа нет!
Человек поднялся с колен и сказал по-прежнему негромко, но теперь уже тревожно:
— Убит и ограблен! Ясно, как божий день. А убили индейцы, это тоже ясно. Эх, испортили мы этих детей природы! Мы разбудили в их детских душах алчность и корысть. А за это ученики и стреляют нам, учителям, в спину да режут сонным горло за нитку бисера или ржавый топор. Надо гнать отсюда собак в три кнута!
Человек пошел было к двери, но остановился и вернулся к скелету.
— А ведь тебя, братец, похоронить надо, — грустно сказал он и вдруг быстро опустился снова на колени. В обрывках мехов что-то золотисто блеснуло. Сняв рукавицу, синеглазый человек откинул лоскут меха. Под ним, в левой стороне груди, меж верхними ребрами, там, где билось когда-то сердце, торчал длинный узкий нож с рукояткой из моржовой кости. Синеглазый порылся в сопревших мехах и нашел пустые ножны из вороненого металла с медными бляхами на медной же цепочке.
— Пустые ножны! Убит собственным ножом. А может быть, самоубийство? А что блестело на ноже золотом?
Он перехватил нож за лезвие, освободив рукоятку, и вскрикнул изумлённо:
— Американский пятидолларовик! — В торец моржовой рукоятки была искусно врезана золотая монета с гербом Соединенных Штатов — одноглавым орлом, держащим в лапах оливковую ветвь и пук стрел. — Так ты, приятель, янки, оказывается? Издалека забрел, гость незваный! А зачем приходил, что приносил, дружбу или вражду? — Синеглазый помолчал, глядя на скелет, и добавил задумчиво: — Молчишь? А интересно бы услышать твой ответ!
Подойдя к двери, он при свете осмотрел нож еще раз, отыскивая на нем какую-нибудь надпись или хотя бы инициалы. Но ничего этого ни на лезвии, ни на рукоятке не было. А нож показался ему очень знакомым. Он подумал и вспомнил. Матросский нож! Не один такой он видел в Ново-Архангельском порту у матросов с иностранных китобоев. Новая загадка! Как и зачем занесло американского моряка в глубь материка, в аляскинские дебри, куда и русские зверобои не рисковали еще ходить?
— Ладно! — решительно сунул он нож за пояс. — С мертвого какой спрос? А мыши не будут больше вить гнезда в твоих костях. Не уйду отсюда, не похоронив тебя.
Выходя из зимовки, он повторил, покачав головой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100