Я играть гожусь. Еще как играю… Всей залой принимают, как иногда плакать начну… Чувство на сцене главное. Заплачешь – всех тронешь…– Ну, на это, может, и годитесь, – глубокомысленно решил Аким, – вот и теперь, чего разрюнились?– Да как же! Как вы обижаете. Чем бы помочь бедной женщине, а вы вот насмешки строите, – сквозь слезы продолжала она.– Фу! ты… Барыня какая, уже и обиделась, – развел он руками. – Сказать ничего нельзя. Чего ревете то, чем я вам могу помочь. Ничем.– Нет, можете, – встрепенулась Дудкина, отирая слезы. – Попросите барина хорошенько за меня. Окажите протекцию. Вы всегда при них состоите. Значит, знаете, в какую минуту сказать. А я бы вас, голубчик, за это уж поблагодарила.– Это можно, отчего не сказать, сказать можно, – заметил Аким, важно разваливаясь в кресле и презрительно осматривая с головы до ног Анфису Львовну.Та с мольбою смотрела на него.– Да чего с вас взять? Какую благодарность? Чай, у самих ничего нет, – с расстановкой продолжал он.– Нет, я могу, – снова заспешила она. – У меня есть. Голубчик, уж скажите только, а я вам за протекцию очень буду благодарна! Поблагодарю, будьте благодетель… Да вот!Дудкина быстро встала, вынула из радикюля старый портмоне, а из него рублевую бумажку и подала ее Акиму.– Возьмите себе за хлопоты, голубчик! А как устроите меня, то полумесячное жалованье вам отдам, честное слово! Только устройте. Сын у меня есть – плод любви несчастной, а кормить нечем. Подумайте, голубчик, об нас. Ведь без протекции теперь…Аким взял рублевку и встал перед Анфисой Львовной.– Постараемся… Отчего для доброго человека не постараться. Ну, что с вами делать! Хоша и трудновато к нему приступиться, да жалеючи вас, улучу его в духе и дам вам знать. Вы где живете-то?– Голубчик, – начала кланяться перед ним Дудкина, – будь отец родной. Я только второй день как приехала и никого здесь не знаю. Без протекции. Вот тут актриса у меня есть знакомая, ее хочу отыскать, да не знаю, где живет, Надежда Александровна Крюковская, она-то мне поможет…– Крюковская, – ухмыльнулся Аким. – Я и это могу вам объяснить.– Неужели ее знаете? Вот отлично, что разговорились, – обрадовалась она.– Знаем, как не знать… Даже близко знаем-с. Я вам и адрес дам, – важно заметил он.– Спасибо вам, голубчик! Я к ней сейчас же пешком и пойду, а то вам отдала последние, уж на извозчика-то и нет. Недалеко живет?– Тут недалече от нас помещается. Барин-то наш туды часто шастает, – таинственно сообщил он ей.– Ах, ах… Это отлично; я его там и увижу… Спасибо, что рассказали, буду знать…Звонок, раздавшийся в передней, прервал ее речь.Аким пошел отворять, а Анфиса Львовна последовала за ним.Звонивший оказался посланным от Крюковской с письмом к Бежецкому. Аким с этим же посланным отправил к Надежде Александровне Дудкину, рассыпавшуюся перед ним в благодарностях…– Вот не чаял, не гадал, а на водку попало, – рассуждал он уже сам с собою, кладя принесенное письмо на барский письменный стол. – Те, что заработал, Марье отдал, а эту рублевку, нет, брат, шалишь, не отдам! Мои кровные, на штофик. Сегодня себе можно дозволить, потому что ни свет ни заря встал, все шмыгал. Бенефис себе по-ахтерскому устрою, такой – страсть. Душеньку отведу, выпью, право, выпью.Аким даже вынул из кармана данную ему Дудкиной рублевую бумажку и любовно начал ее осматривать, вертя в руках.Эту идиллию прервал раздавшийся снова в передней звонок.– Ну, кого там еще нелегкая несет, – буркнул он себе под нос, пряча бумажку в карман.Оказалось, что «нелегкая» принесла Владимира Николаевича и Нину Николаевну Дюшар, приказавшую Акиму вынуть из кареты и внести за ними в кабинет какой-то большой и тяжелый сверток. VI. Благотворительница Нина Николаевна Дюшар, о которой мы уже упомянули только вскользь и которую Аким в разговоре с своей женой назвал «белобрысой», была действительно сильно белокурая, худенькая дамочка, средних лет, скромно, но изящно одетая в шелковое темно-серое платье и такую же шляпку. Довольно высокого роста, стройная, она держала себя чопорно и отличалась какими-то неестественными, натянутыми манерами.– Положите, пожалуйста, здесь, – указала она Акиму на диван, входя в кабинет вместе с Бежецким.Аким бережно опустил сверток на диван.– Спасибо.Аким отошел от двери и стал у притолоки.– Теперь можешь идти. Ступай и затвори дверь, – сказал ему Владимир Николаевич, снимая перчатки.Аким удалился.Нина Николаевна уселась на одно из кресел.– Merci, merci, chere Нина Николаевна, – подошел к ней Бежецкий и поцеловал ее руку поверх перчатки.– Ах, mon cher amie… Это так мало, не стоит… Я очень рада, что эта безделица вам нравится…Она пересела на диван и, развернув сверток, вынула из него большие столовые бронзовые часы.– N'est cepas que c'est genlil… – обратилась она к нему.– Прелестно, – подтвердил он, взяв часы с дивана и ставя их на стол; – но я не понимаю, как это удалось мне на один билет выиграть такую прелесть.– Не догадываетесь, – засмеялась Нина Николаевна, – как это случилось, а, между тем, это очень просто! Я употребила маленькую невинную хитрость. Мне давно хотелось вам подарить такие часы, я и выбрала их в магазине для первого выигрыша в нашей аллегри, а вчера приказала нашей Marie, помните барышню, что сидела у колеса, отметить сверточек с первым нумером красным карандашом. До вашего приезда аллегри не открывалась, а как вы приехали, я вам вынуть предложила свои услуги.– Merci, merci, – подсел он к ней на диван и снова стал целовать ее руку.– Женщина, когда захочет схитрить, всегда схитрит. Особенно для любимого человека. Надеюсь, вы за это на меня не посетуете. Этого никто не знает, никто, никто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34