– Вы такая красавица! – продолжала ораторствовать Дудкина. – Вам легко занять кавалера. Вот в прежнее время я бы вам этой чести не уступила: хоть десять человек будь кавалеров – всех одна, бывало, займу. Ух, какие были у меня протекции, а теперь уж форсу и авантажу того во мне нет.Анфиса Львовна вышла.– Коми какой эта Дудкина!.. Всегда таких вещей наговорит, что сконфузит даже! – заметила Наталья Петровна, усаживаясь на диван.– А вы часто конфузитесь? Это очень мило в женщине! – подсел он к ней.– Только нахальные женщины не конфузятся, а я не нахальна и притом нахальство в женщине не изящно…– Я очень хорошо вижу, что вы во всем изящны…– Как это вы могли так скоро заметить и в чем это?– Начиная с вашего костюма, – оглядел он ее с головы до ног восторженным взглядом. – Но я, впрочем, не хочу затрагивать вашу скромность. Скажешь – опять сконфузишь, хотя к вам очень идет, когда вы конфузитесь…Он засмеялся.– О вы, кажется, человек, который не полезет за словом в карман, когда захочет сказать комплимент женщине, – кокетливо улыбнулась она. – Вы и не говоря, умеете сконфузить…– Однако вы бедовая барыня, с вами надо держать ухо востро… Умете быстро читать между строк…– Что же тут дурного. Живя одна, по неволе привыкнешь различать, что и в каком тоне говорится и как кто относится.– Ну, разве я неправду сказал, что вы бедовая! – продолжал смеяться он. – Только в данную минуту на мой счет вы ошиблись, я не хотел вам говорить комплиментов, а просто высказал вслух произведенное вами на меня впечатление. Мне кажется, что в моей откровенности для вас ничего не было обидного, а, напротив…– Во-первых, – перебила она его, – я никогда ни на кого не обижаюсь, а во-вторых, знаю себе цену сама.– Должно быть, барыня, вас в жизни баловали-таки порядком? – расхохотался он.– Ах, нет, меня жизнь не баловала! Вероятно, мы с вами бы здесь не встретились, если бы это было так… – задумчиво ответила она.– Я не смею быть нескромным и спросить, что вас привело сюда, но желал бы узнать, почему если бы вам жилось хорошо, вы бы не поехали сюда? Надежда Александровна, кажется, ваша подруга и вам очень рада.– Я приехала сюда места искать на сцене. Надя – здесь всеми любимая актриса и может мне помочь…– Жаль, что вы не приехали несколько ранее.– Почему?Он коротко передал ей свою историю и свои надежды на возвращение своего положения.– Прежде я счел бы за честь это вам устроить и надеюсь, что вы тогда бы благосклоннее на меня посмотрели. Да и теперь, если все уладится, как я предполагаю, я и все мое влияние будут к вашим услугам.Она поблагодарила его улыбкой.– Я не знаю, отчего вы подумали о моей неблагосклонности к вам…– Если этого нет, то я очень счастлив, что ошибся. Я бы во всяком случае постарался добиться этой благосклонности…В это время в гостиную влетела Дудкина.– Я вам, Владимир Николаевич, приготовила кофе своими собственными руками. Надеюсь, что вам будет вкусно и приятно. Сюда прикажете подать или в столовую пожалуйте, там теплее и уютнее для интимных разговоров. Вот уголок, так бы с кем-нибудь вдвоем и сидел бы. Очень поэтично.– Слышите, что говорит Анфиса Львовна? В столовой уютнее и теплее… Пойдемте туда, авось вы там не будете такая холодная, – встал Владимир Николаевич.– Мне все равно где сидеть, и я везде одинаковая, – поднялась с дивана Лососинина.Они отправились в столовую и принялись за кофе.Анфиса Львовна все продолжала увиваться около Бежецкого и всячески угождала ему. Видимо, у ней вертелась на губах какая-то просьба.– Осмелюсь я вас попросить, Владимир Николаевич! – наконец начала она. – У вас такая добрая душа и уж такой вы мне благодетель. Окажите благодеяние до конца. Вы здешний житель, значит, знаете всех, а я здесь совсем одинокая женщина и никого не знаю. Вы изволили тогда по доброте вашей меня на службу принять, а Надежда Александровна мне платьев надавала, но все-таки у меня гардероб очень плох и из-за этого мне нельзя хорошие роли играть. Не знаете ли вы такого человека, который дал бы мне взаймы на экипировку. Я бы из жалованья стала выплачивать. Мне просто крайность…– Вот, Анфиса Львовна, я могу вам предложить сто рублей. Это небольшая сумма, но в данную минуту я не могу вам больше одолжить, – он вынул из бумажника радужную и подал ей.– Какой вы добрый и хороший человек! – воскликнула Лососинина.Дудкина взяла деньги и бросилась целовать его в щеку и в плечо.– Благодетель!– Что вы, что вы, – отстранял он ее, – полноте! Это обязанность каждого человека по возможности помогать другому. Великодушным нужно быть, – обратился он уже к Лососининой, – чтобы и другие к нам были великодушны. Великодушие – вещь великая. Не так ли, Наталья Петровна?– Вы меня этим поступком просто обворожили! Это так редко встречается! – подала она ему руку.– А вы уж меня прежде обворожили, – крепко и долго поцеловал он ее руку. – Я как заколдованный – от того и добр. Ваша вина. Женщина – очаровательный двигатель добрых сил в человеке.Дудкина незаметно исчезла из столовой.Этот-то tete-a-tete и застала Крюковская.Она побледнела.– Что в вами, Надежда Александровна? – спросил ее Владимир Николаевич, пока она холодно поздоровалась с ним и Лососининой, – вы бледная, нехорошая такая. Верно, ничего не удалось в «обществе»?– Успокойтесь, – презрительным тоном ответила она. – Все удалось, и даже так, как я не ожидала.– Удалось, значит – будем жить! – весело воскликнул он. – Отлично заживем. Merci, merci, вам, дорогая моя!Он бросился к ней, схватил ее руку и поднес к губам, чтобы поцеловать ее.Она вырвала ее.– Зачем эти нежности? Не надо. Я и так сделаю. Обещала, так и сделаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34