Замечание было веским, но, по размышлении, не решающим.
- Тебя слишком хорошо знают, - ответил он. - Никто и не подумает, что
ты в курсе махинаций мужа. Не забывай, это ведь из-за него я покончил
жизнь самоубийством. Ты же не могла быть его сообщницей против меня,
понимаешь! Это же ясно как белый день! Нет, тебе нечего бояться.
И он продолжал, не отдавая себе отчет в том, что каждое его слово -
еще одна рана в душе сестры.
- На границе непременно будут следить, но тебя это не касается. Если
тебе приехать в четверг к вечеру... скажем, часов в пять... уверяю тебя,
все будет хорошо.
Он надел на запястье часы Марибеля, массивный золотой хронометр
известной швейцарской марки.
- Прошу тебя, не езди туда!
Слезы и причитания возобновились. Он положил руки на плечи Мари-Лор.
- Послушай!... Твой муж был мошенник, поняла? Он нас разорил, так или
нет?... Ну вот! Значит, что надо делать?... Ждать, пока меня начнут
поливать грязью?... Скажи, ты этого хочешь? Я - я предпочитаю попробовать
что-нибудь другое.
- Но как?
- Не знаю. Мне хватит времени подумать до четверга. Ну, возьми сумку,
сетку, что-нибудь, собери мне продуктов.
Оставив ее, он вернулся в гостиную и, быстро переписав записку
Марибеля, подписал: Жорж Севр, и подложил ее под табакерку. Время
поджимало. Последний взгляд на труп. Ему осталось лишь заехать в свой
кабинет, взять ключи от Резиденции и квартиры-образца. Он помог Мари-Лор
наполнить сетку, кидая туда все что попало под руку, и потащил ее в гараж.
Рено 404 придется оставить, это ясно. Мари-Лор, в своем Ситреене 2СU
поедет следом за ним. Хоть он и боялся Шевроле Мерибеля, однако, пришлось
рискнуть.
- Оставлю его у вокзала Сен-Назер. Завтра, послезавтра - ее в конце
концов найдут и подумают, что Филипп уехал ночным поездом... Затем ты
отвезешь меня в Ла-Боль, потом в Резиденцию. Ладно?
- Ты ошибаешься, - повторяла Мари-Лор. - Лучше бы...
- Знаю. Знаю. Делай, что я тебе говорю... Потом ты вернешься в домик
и позвонишь в полицию. Будь осторожна! Не сбивайся. Мы с Филиппом
поссорились. Твой муж уехал. Я заперся. Ты услышала выстрел из ружья,
хотела открыть дверь, долго рубила косяк... Так будет хорошо,
правдоподобно... Если тебя спросят, почему не позвонила сразу, ответишь,
что не подумала, слишком испугалась... Я могу на тебя положиться,
Мари-Лор?
- Я попробую.
В этом она вся. всю жизнь пробует. Робко! С таким старанием, что это
вечно надоедает. И в четверг еще попробует. И позже... Когда они оба
будут... Придется же ее взять с собой... Но об этой части плана еще надо
подумать. А Севру так захотелось пожить одному!

4
Пожить одному, давняя мысль и, конечно, ничего не значащая. Севр
тщательно подобрал крошки, нашел под мойкой маленькое мусорное ведро с
педалькой... Только не забыть еще об одном: он не должен ничего бросать в
мусоропровод, из-за матушки Жосс. Вот что это значит: пожить одному!
Долгий перечень мелких надоедливых забот, да еще этот нескончаемый
монолог, эта жвачка, существование насекомого... Он посмотрел на часы:
десять минут седьмого. Засомневавшись, поднес их к уху: остановились.
Привыкнув к автоматическим часам, он позабыл завести хронометр Мерибеля.
Конечно же, время не имело никакого значения. Но это все же была какая-то
связь с чужой жизнью. Он в каждый момент времени мог представить себе, что
сейчас делает Мари-Лор, полиция, другие люди... Теперь он потерялся во
времени... Он подумал о себе, как о ребенке, заблудившемся в длинном
коридоре, замурованном обвалом, и понял, что если сейчас займется
чем-нибудь конкретным, то, как параноик, все больше и больше будет
запутываться в совершенно не связанных с действительностью мечтах. Со
вчерашнего дня он оказался за бортом, на обочине. И если он хочет выйти из
этого положения, навязанного самому себе как кара, он должен сначала хоть
как-то устроить свою жизнь. Пряный грог вернул ему подобие тепла. Он решил
повнимательнее изучить квартиру. Расставив банки с провизией, положив
тряпку в мойку, он вернулся в комнату, выбрал пару голубых простынь и
заправил постель. Под таким тонким шерстяным одеялом, годным для лета,
будет не жарко... В той квартире кровать была лучше. Может, можно
позаимствовать одеяла? Надо посмотреть... Он прошел через коридор и вошел
в гостиную. Сразу заметил бледное пятно телеэкрана, зажег свет. Да.
Большой Филипс. Первый подарок случая, судьбы, удачи, всего, что играет им
как игрушкой - на жизнь и на смерть. По телевизору он сможет следить за
ними, теми, кто говорит о нем, о Мерибеле, о крахе. Он щелкнул кнопкой.
Телевизор был старый. Пришлось ждать пока нагреется. Он повертел рукоятки,
и услышал сначала голос, который говорил:
"Бог заботится о каждом из нас, братья мои. Потому что каждый из нас,
с Пасхи, плоть и кровь его..."
Появилось изображение: спины верующих, длинной чередой до самого
алтаря, совсем маленького, вдалеке, перед которым двигался белый силуэт.
Это была воскресная месса. Севр быстро подсчитал: примерно четверть
двенадцатого. Он уселся на диван, проверил часы, удовлетворенно вздохнул.
Он едва слушал снова проповедника. Он только что узнал, который час, и это
было ему важнее, чем Истина. Время в каком-то смысле и было истиной. Оно
внедряло его в этот воскресный день, в лоно ночи, давало ему долготу и
широту, как заблудшему кораблю.
Время от времени, когда порывы ветра слишком раскачивали антенну, на
экране серыми волнами возникали помехи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44