Не сердясь… Ну так вот… Помнишь фразу с последней пластинки «Когда вы ее допросите, она вам все расскажет»?
— Ну и что?
— Это правда?.. Ты действительно скажешь все? Ева отставила чашку.
— Конечно, — ответила она. — Все. А почему ты спросил? Это тебя пугает?
— Меня будут допрашивать отдельно. И если наши показания не совпадут…
— А почему они не совпадут? Ты собираешься лгать? Он потупил глаза, тотчас уйдя в свою скорлупу.
— Нет, конечно нет.
— К тому же нам не миновать очной ставки, не бойся, — добавила Ева.
Лепра выпил свой кофе, в который забыл положить сахар. Он еще не смел себе признаться, что понимает Фожера, почти сочувствует ему.
— Какой ты весь перекрученный, — сказала Ева. — Как плохо мы, по сути, знаем друг друга. А я наоборот — я устроена так просто.
— Знаю, — сказал Лепра. — Ты наделена всеми добродетелями.
Он ждал вспышки. Ева посмотрела на него долгим взглядом. Ему было бы легче получить пощечину.
— Если ты страдаешь, кто в этом виноват? — сказала она. — Дай мне сигарету.
Он бросил пачку на стол между ними и вышел в гостиную. Стоя у рояля, он из вызова одним пальцем наиграл песню Фожера, потом пошел бриться. Несмотря на жужжание бритвы, он слышал, как Ева расхаживает по комнатам. Она напевала свои старые песни, принесшие ей когда-то славу. Она тоже играла свою роль, но с гораздо большим мастерством. Он тщательно оделся и снова подсел к роялю. Там ему музицировать не позволят… «Там» — это значит в тюрьме… Он пострадает гораздо больше, чем она. Сколько бы она ни утверждала, что заплатит дороже, — это вранье. Это тоже один из замаскированных способов самоутвердиться, верховодить. «Они вели между собой войну, — подумал он, — а я оказался заложником. Дурак!» Под его пальцами сама собой родилась тема, и вдруг Лепра перестал играть.
— Продолжай, — сказала Ева из-за его спины. — Что это?
— Сам не знаю. Это пришло само.
Он пытался снова нащупать мелодию, но она ускользала от него, обретала неожиданные повороты, обрастала никчемными реминисценциями.
— Попробуй еще!
Он сыграл несколько тактов. Упорствовать бесполезно. Нарождавшаяся песня не вернется никогда. А ведь это была именно песня. Они оба одновременно это почувствовали. Новая изящная песенка, в которой Лепра еще не узнавал самого себя. Но радостный порыв толкнул его к Еве.
— Прости, дорогая моя Ева, — сказал он. — Ты права! Я невыносим. Я хотел бы быть таким, как ты, — прямым… непосредственным…
Он постучал по своей груди.
— Все это там, внутри… Не может вырваться наружу… все, что я хотел бы тебе сказать… все, что мне надо тебе сказать…
Он обнял ее и тесно прижал к себе, живую, горячую. «Я не хочу тебя терять, — прошептал он. — Мне так хорошо с тобой». И однако он выпустил ее из объятий и склонился над роялем. Он нажал клавишу наугад, как это делал Фожер, и прислушался к медленно умиравшему звуку. Ева подошла к нему, оперлась на его плечо, и ему захотелось остаться одному. Нет, он не был прост!
— Что мы будем делать? — спросила она.
И в самом деле, надо же было что-то делать, создавать для себя иллюзию, будто они продолжают жить, не падать духом, держаться, довести зловещую игру до конца, пока не позвонит Борель. Но что можно делать, когда в конце недели, словно в конце темной улицы, высится стена, громадная стена? Лепра был небогат, но он охотно просадил бы разом все свои сбережения — чуть меньше пяти тысяч франков. Сделает по крайней мере картинный жест.
— Возьму напрокат машину, — предложил он.
Час спустя владелец гаража привез им машину — «астон-мартен», маленький красный метеор, который рванулся вперед при первом же прикосновении к педали. Лепра, не задумываясь, выбрал дорогу по направлению к морю. Хорошо было мчаться сквозь мельканье меняющихся картин, лететь, не думая об осторожности, рискуя двумя жизнями, уже обреченными на беду. Ева с пронзительной радостью приняла эту новую игру. Быть может, она даже мечтала о какой-нибудь оплошности, промахе, о том, чтобы отказали тормоза… Остановились они только в Гавре. Выходя из машины, оба пошатывались. Ева ухватилась за руку Лепра.
— Это чуть ли не лучше любви, — сказала она.
И снова у них не оказалось цели. Они прошлись возле доков, мимо готовых к отплытию судов.
— Признайся, ты бы охотно сел на корабль без меня, — сказала Ева. — Будь откровенен хоть раз!
— Временами — да.
— Тогда лучше уезжай. Надо делать то, что хочется. Он предпочел не вступать в спор. Разве он знал, чего он хочет? Жить! Жить! Покончить с этой неотступной тревогой. Да, этого он хотел всеми силами души. И еще — найти утерянную мелодию песни. И быть одному. И плевать на все остальное, как Фожер.
— Я обращаюсь к тебе, — сказала Ева.
Лепра глядел на пакетбот, стоявший под погрузкой, и позавидовал рабочему, который управлял краном и по своей прихоти перемещал в пространстве тяжелые контейнеры с автомашинами.
— А что, если нам помолчать? — предложил он. — Я очень люблю тебя, Ева, миленькая, но ты меня утомляешь.
Слово это вырвалось у него так неожиданно и тон был таким необычным, что он весь сжался, приготовившись к отпору с ее стороны. Но Ева только выпустила его руку, и они продолжали идти рядом, а так как Лепра немного отставал, она опередила его сначала на метр, потом на два. И вскоре они зашагали друг за другом. Можно было подумать, что они незнакомы. Ева, не оглядываясь, подошла к машине. Лепра бродил еще довольно долго, купил газету, сигары. Он отдавался неожиданным порывам, черпая в них терпкое наслаждение.
— Едем домой? — спросила Ева, когда он вернулся к ней.
— Нет, мне нравятся эти места.
— Тогда отвези меня на вокзал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48