В ответ на это Ивенна еще больше замыкалась в своей гордости и неподчинении. Керш знал, как можно было бы уговорить ее, запутать, ошеломить, даже заставить назвать имя Даны. Ему это ничего бы, по сути дела, не стоило. Но это было ни к чему не нужно.
— Я уже говорил о том, что вы ошибаетесь. Вы нянчитесь с ними, как с детьми. Воспитываете. А это уже вполне взрослые, сформировавшиеся враги. И поступать с ними надо, как с врагами. Вы хотите эту квиссу через полгода выпустить в патруль? На боевую операцию? Вы уверены, что она тут же не перейдет на сторону противника?
— Я не выпускаю в патруль тех, в ком не уверен, - спокойно отозвался Керш, - а эта девочка станет гэйной. Она станет хорошей гэйной.
Например, потому что она умеет не выдавать друзей. Под настоящим давлением - вполне настоящим и серьезным. Но иль Ришу, разумеется, этого не понять. Керш открыл журнал расходов, давая понять, что разговор закончен, и ему надо заняться делами.
А вот Дану придется исключить. Сродство к Медиане - к сожалению, еще не все. Кроме таланта, гэйну нужны еще некоторые качества, которых у нее, похоже, нет. Ее можно будет исключить позже, под каким-нибудь предлогом, подумал Керш. Пусть работает в народном хозяйстве.
— Вы пожалеете об этом, - заявил иль Риш. Керш рассеянно пожал плечами.
— Ваш начальник считает меня достаточно компетентным, чтобы решить этот вопрос самостоятельно. Обратитесь за разъяснениями к нему.
Директор пронаблюдал за удаляющейся спиной иль Риша. Хлопнула дверь. Керш вздохнул.
Он знал, что будет делать дальше.
Как ни договаривайся, ни звони - все равно иль Риш завтра придет с наручниками и заберет Ивенну, и никто не сможет ему помешать.
Предстояло отвратительное, неприятное, но к сожалению, неизбежное дело. Кто у нас сегодня дежурит? Сен иль Брасс, третьекурсники. Да в любом случае, для этого дела лучше вызвать взрослых из части гэйн-вэлар. И лучше покончить с этим быстрее. Девочка сидит в дискамере уже четвертый день, она уже кашляет.
Директор поднял телефонную трубку и отдал необходимые распоряжения.
Рени ушла обедать. Керш сам запер дверь на ключ. Повернулся, чтобы идти, но вдруг его окликнул тонкий голосок.
— Хессин, разрешите обратиться…
Он повернулся. Перед ним стояла Дана, маленькая, хрупкая, лицо покрыто красными пятнами.
— Хессин…
— Квисса, у меня сейчас мало времени. Может быть, позже?
— Хессин, это я, - отчаянно сказала Дана, - я про Ивик. Про Ивенну. Она не виновата. Все это я придумала.
Керш с интересом посмотрел на девочку.
— Ивенна, к сожалению, виновата. Найдены ее отпечатки пальцев. Она сама признает свою вину. Значит, вы тоже участвовали в этом.
— Да, и я… я все это придумала. Она так… согласилась только. А потом решила, что не скажет про меня. Но я так не могу… Если ее в Верс… тогда и меня уж тоже.
— Что ж, - задумчиво сказал Керш, - я рад, что слышу это от вас. Ивенну никто не собирается никуда отправлять или отчислять. Она будет серьезно наказана. Через несколько дней она сможет продолжить занятия. Что касается вас, квисса, то надеюсь, что ваша совесть не позволит больше совершать такие поступки.
Звуки доносились сквозь пелену, сквозь мутный невидимый слой, и в ушах все время странно хлюпало. Боли сейчас почти не было, но она караулила где-то рядом, и стоило Ивик чуть пошевельнуться, даже пальцем двинуть, как она снова впивалась ржавым железом в спину, в лопатки, поясницу, и надо было замереть и ждать, когда станет легче.
Ивик не думала ни о чем. И ни злости не было, ни даже обиды. Одно ошеломление - что с человеком можно так поступить. Что это вообще возможно.
Да, они были готовы ко всему. Но на практике это оказалось очень уж страшно.
— Пить, - сказала она. И кто-то там, во внешнем мире, за пеленой, услышал. Чья-то ладонь легла на лоб, чуть повернула голову (отчего боль снова обожгла плечи и шею). Во рту у Ивик оказалась трубочка, и через эту трубочку она стала жадно пить воду.
— Ты поспи, - сказал чей-то голос, - я тебе укол поставлю сейчас. Поспи. Потом будет легче.
В нее воткнулась игла. Стало больно не от лекарства, а от того, что вздрогнули разорванные мышцы спины.
Ивик заплакала.
Дейтрос, Дарайя… война, мир. Свобода. Убийцы, рабы. Ей было уже все равно. Совершенно все равно. Она не знала, правильно ли поступила. Наверное, нет. Или да. В общем-то, без разницы.
Ей хотелось только лежать неподвижно. И чтобы никого рядом не было. Совсем никого. Так лучше.
Ей было слишком больно, чтобы она могла сейчас кого-нибудь видеть. С кем-нибудь разговаривать.
Все равно никто не может помочь, когда тебе больно. С этим все равно надо справляться в одиночку. Люди могут только причинять боль - это они умеют в совершенстве. Снимать ее и помогать - они не в состоянии.
Ивик за руки привязали к стене, к вбитым в нее штырям. Квиссанов там не было, были солдаты из части гэйн-вэлар. Директор тоже был. Ивик не было даже стыдно оттого, что они смотрели на нее. Как у врача - ну и плевать, и пусть смотрят. Было страшно, когда директор объявил, что ее ждет. Ивик не знала, может ли человек вообще выдержать столько ударов. Ей было страшно умереть прямо здесь, под плетью. А потом и вовсе стало плевать на все. Все перестало существовать, кроме боли. Это оказалось слишком больно. Просто все мозги вышибло. Сначала Ивик стояла на ногах и даже пыталась терпеть. Она стискивала зубы, но дышать хотелось через рот, и это мешало. Носового воздуха не хватало. Она судорожно вдыхала, снова сжимала зубы. Закусила губу, по подбородку потекла струйка крови, но об этом она подумала позже. Потом терпеть она уже не могла. С каждым выдохом вырывался крик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126