Тех, кто не успел вовремя сменить ориентацию.
— Я просто думала, что твой отец ведь…
— Ну что отец… Пойми, у нас тоже есть свои проблемы.
— Ну конечно, я просто спросила… ничего такого! Я все понимаю.
Крис поменяла пододеяльник. Укрыла Йэна. Подоткнула одеяло. Он с удовольствием следил за быстрыми, профессиональными ее движениями.
Давящая тяжесть в груди. Она теперь совсем не уходит. Вот уже дня два ничего не меняется. Раньше ощущения были хотя бы разнообразные. Теперь почти все время одно и то же. Иногда еще темнеет в глазах и уходит сознание. Крис думает, наверное, что он спит. Вот так и умрешь однажды… Вчера Йэн исповедовался, принял соборование. Почему-то хотелось умереть в ясном сознании… но это уж как Бог даст.
Предстоящее пугало. Особенно ночью, когда и вообще активизируются темные стороны души. Днем - нисколько. Ведь все равно когда-то надо умирать.
Крис села рядом с ним. Она теперь все время сидит рядом. И смотрит с такой нежностью. С такой любовью. Как хорошо, все-таки… какое тепло от нее струится. Даже боль вроде бы уходит куда-то. Мог бы умереть в тюрьме, на заблеванном, залитом кровью полу, корчась от боли. А так… вот еще немного с Крис можно побыть.
Моя Крис. Кристиана. Мое счастье.
Она гладит волосы Йэна, проводит ладонью по лицу.
— Тебе хорошо, радость моя? Может, попить еще?
— Нет, Крис, спасибо.
— Давай я с тобой тут рядом прилягу. И ты тогда заснешь лучше, да?
Йэн полуприкрыл глаза, замер. Крис устроилась у него под боком. Обняла. То чего никогда, никогда нельзя было раньше… при жизни…
— Ты спи, Йэн, спи, мой хороший, я тут рядом с тобой побуду. Если хочешь, хоть всю ночь тут с тобой посижу.
Какая легкая, ласковая рука у нее. Какое счастье…
— Вот так и умереть можно, - пробормотал он, - не страшно.
— Йэн, - она подняла голову, - поживи еще немножко, ладно? Совсем немножко. Пожалуйста.
— Постараюсь, - сказал он.
Ее щека - рядом с его лицом. Ее теплая, шелковая щека. Ее дыхание.
— Я так рад… знаешь, Крис, я очень рад, что у вас… есть будущее.
— Да. Элис… Тигренок… я все еще не могу называть его этим именем… ты знаешь, он совсем не похож. Совсем. Маркус ведь был кудрявый, а он… Но все равно, когда он тут бегает, мне все кажется, что это он…
— Вы сказали Элис?
— Нет… пока нет. Но ведь это успеется… еще долго ждать. К сожалению. Я все время думаю, если бы они… если бы это было раньше… если бы ты дотянул…
— Не думай обо мне, солнышкин. Я что… кому я нужен…
— Йэн! Мне. Мне ты нужен! Господи, какая же я была дура, почему же я…
— Ты была… ты очень хорошая, Крис. Я тебе уже говорил. Слишком хорошая… слишком хорошая, чтобы хотя бы понимать этот мир…
— Это тебе кажется… какая я хорошая. Ты просто втюрился в меня, вот и…
— Ага. Я ужасно в тебя втюрился.
Он поднял руку - движение отозвалось дополнительной болью в груди - и неловко обнял Крис. Провел по ее щеке обрубками пальцев.
— Ты живи, Крис… живи… мы потом с тобой увидимся. Там.
Элис медленно шла по улице святого Антония - здесь тоже все изменилось. Построили большую автостоянку, охраняемую - меж машин бегала пара рабочих риггонов. Элис вспомнила свою Мору, и снова чуть слезы на глаза не навернулись. Она так надеялась увидеть собаку… может, даже забрать ее - теперь-то есть возможность. Мора уже старая, работать не может. Из питомника ей ничего не писали, хотя она неоднократно пыталась узнать о судьбе собаки. А теперь вот выяснилось, что Мора умерла в прошлом году, от рака. Могла бы еще пожить…
Не до собаки теперь. Бедная, бедная Мора… Элис ощущала себя предательницей.
Но кто же знал - ведь щенка она заводила тогда, когда не было никаких сомнений в дальнейшей судьбе, когда она знала наверняка - всегда найдется место для собаки, деньги, время…
Мора еще хоть прожила нормальную жизнь рабочего пса и умерла естественным образом, а сколько собак, даже породистых, оказались просто выброшены людьми, погибли, сбились в стаи полудиких зверей…
Дальше вдоль улицы выстроился ряд деревянных ящиков, на которых сидели бабушки - не профессиональные торговки, а просто женщины, торгующие продукцией со своей дачи. Лучок, петрушка, редиска, осенние цветы. Яблоки, самодельная сметана в банках. Тоже люди с предпринимательской жилкой, видимо. Элис ощущала дикий стыд, идя вдоль ряда этих бабушек - просто потому, что на ней хороший, даже модный спарвейк, скантийские полусапожки, она сыта и хорошо выглядит. А эти бабушки - в залатанных куртках и спарвейках еще имперских времен, с тех пор никогда не было достаточно денег, чтобы купить что-нибудь новое, в высоких резиновых ботах, в платках, руки черны и заскорузлы от копания в земле. Не крестьянки. У некоторых - тонкие интеллигентные лица, хотя и почерневшие от усталости и недоедания. Всю жизнь, сорок лет, пятьдесят лет работали для страны, и вместо хорошей пенсионной карты получили нищенские деньги, которых хватает разве что на хлеб. А молоко не обязательно, это баловство одно. Но у них же предпринимательская жилка, они вот продадут петрушку и купят себе молока.
Или - еще скорее - игрушку для внука.
— Девушка! Девушка, цветочки купите! Посмотрите, какая красота…
Элис остановилась. Взглянула на пышный букет розовых и синих астрелий. На бабушку с круглым морщинистым лицом, в балахоне неопределенного цвета.
— Давайте. Сколько?
Она взяла цветы. Мелочь не стала прятать - уже начинаешь ориентироваться в современных реалиях. У храма обязательно стоят нищие. И точно - целых трое. Элис сунула мелочь в первую попавшуюся руку и проскочила быстрее в церковь.
Церковь святого Антониуса, терранского основателя монашества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160