И если это суждение не лишено здравого смысла, то нижеприведенная хронология событий может сделать этот смысл более конкретным.
8 апреле 1941 года случились два события, которые должны были несколько умерить подозрительность Госдепартамента. Министр иностранных дел Японии Мацуока тайно встретился в Москве с американским послом Лоуренсом Стейнхардом, чтобы попытаться убедить его в том, сколь важно улучшить отношения между двумя странами. В основе текущих разногласий лежал китайский вопрос, и Мацуока высказал предположение, что Япония может пойти на заключение справедливого мира с китайским правительством Чан Кайши. Однако в свою очередь Япония хотела бы получить от Соединенных Штатов обещание содействовать достижению этого мира. Но если Китай отвергнет это предложение, Япония вправе будет ожидать, что США умоют руки в китайском инциденте. Стейнхард был поражен откровенностью Мацуоки и спешно отправил в Вашингтон изложение этой беседы.
9 апреля 1941 года группа частных граждан обеих стран представила Госдепартаменту план сохранения мира. План этот, составленный в сотрудничестве с Номурой и получивший его одобрение, основывался на японских гарантиях целостности китайской территории и экономической интеграции в обмен на признание Китаем марионеточного режима государства Манчжоу-Го. Он включал в себя и вывод японских войск из Китая и, соответственно, восстановление традиционной американской политики открытых дверей. Япония также торжественно обещала не вмешиваться в европейскую войну, если только ее партнеры по тройственному пакту – Германия и Италия, не станут объектами нападения со стороны Соединенных Штатов. Более того, японцы уже давно не принимали всерьез свои обязательства по этому пакту и ясно дали понять американским представителям, что они охотно сделали бы этот документ чистой формальностью по типу: «не отменяется, но не применяется», если бы убедились, что Соединенные Штаты серьезно настроены на мирные переговоры.
Реакция Госдепартамента и госсекретаря Халла на эти предложения была циничной и враждебной. Соединенные Штаты выдвинули свои контрпредложения, и начались долгие и бессмысленные дебаты. Номура не упускал случая предостеречь Соединенные Штаты, что партия войны в Токио твердо стоит за войну и что любые проволочки на переговорах лишь усиливают «ястребов» и ослабляют антивоенные силы, и что в случае, если какое-то работающее соглашение в переговорах по китайскому инциденту будет достигнуто, это развязало бы США руки для участия в европейских делах.
Для администрации США, все помыслы которой были в первую очередь заняты поражением гитлеризма, это должно было бы казаться достаточно приемлемым выходом из тупика. Но Госдепартамент, и госсекретарь Халл настаивали на том, что стало бы для Японии равносильным безоговорочной дипломатической капитуляции.
В такой атмосфере путаницы и унижения японские милитаристы продолжали свое восхождение к вершинам власти. 24 июля японские силы вторжения высадились в заливе Камрань в Индокитае, легко преодолев сопротивление истощенных и деморализованных французских сил. Президент Рузвельт пригласил Номуру и в присутствии адмирала Старка, начальника военно-морских операций, и исполняющего обязанности госсекретаря Самнера Уэллеса объявил о введении полного эмбарго на торговлю с Японией (в качестве ответного шага). На японцев не произвела впечатление справедливость американской позиции. Они знали, что эмбарго действовало уже со 2 июля – задолго до вторжения. Самнер Уэллес, в своей недавней апологии рузвельтовской администрации даже не упомянул об этом факте, хотя он искренне заявлял, что адмирал Старк и генерал Маршалл давно предупреждали, что введение эмбарго вполне вероятно может привести к войне.
На требование Соединенных Штатов уйти из Индокитая Номура предложил гарантировать такой уход – в случае, если китайское урегулирование оказалось бы эффективно действующим – с помощью оговорки в соглашении, что никаких японских войск не останется на французской территории. В обмен на это Номура вновь попросил Соединенные Штаты «выступить в качестве посредника для начала прямых переговоров между японским правительством и режимом Чан Кайши с тем, чтобы как можно скорее урегулировать китайский инцидент». Подобные предложения неуместны, ответил Халл, и свидетельствуют лишь о «недостатке готовности откликнуться на предложение, высказанное президентом».
Но более важными, чем демарши и контрдемарши дипломатов, – и более существенными для этого повествования – были решительные намерения рузвельтовских советников блокировать отчаянные попытки антивоенных фракций договориться о встрече между президентом и принцем Коноэ. Так, Л. Курье был главным советником президента по Дальнему Востоку и проявлял более, чем мимолетный интерес к этому вопросу. 17 августа 1941 года Номура передал настоятельную просьбу премьера Коноэ о такой встрече где-нибудь в центре Тихого океана, с тем чтобы проблемы, поставившие в тупик дипломатов, могли быть обстоятельно обсуждены «в мирном духе». До этого Номура уже дважды делал подобные предложения Госдепартаменту, но также бесполезно. Президенту понадобилось шесть дней, чтобы прийти к решению. И между двумя этими датами он получил личное послание Коноэ. Посол Грю в своем письме также настоятельно советовал Халлу форсировать проведение этой встречи. Он писал:

«Это предложение (о встрече) не только не имеет прецедента в японской истории, но это еще и показатель того, что японские непримиримые пока блокированы полностью благодаря тому факту, что предложение пользуется поддержкой императора и высших властей страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78