Остатки их психической деятельности были доказательством того, что некогда они могли мыслить, но теперь эту способность утратили. Теперь они были квинтэссенцией безумия, воплощением безрассудства.
До этой комнаты они еще не добрались, но ждать оставалось недолго. Это был их мир. Если он им нужен, они его найдут. И как только их усики доберутся до голой человеческой плоти, он умрет. Это будет мучительно. Рикард прикоснулся к щеке и, вздрогнув от боли, нащупал длинную полосу вздувшихся, как от ожога, пузырей.
Он слышал, как они его ищут. Теперь они делали это шумно, не таясь. Он мог бежать от них, но не мог убежать. Если он не сможет отсюда выбраться, рано или поздно они поймают его в каком-нибудь тупике, и тогда не останется ничего, кроме пронзительного крика.
Вернувшись немного, Рикард пошел другим коридором и набрел на рухнувшую и рассыпавшуюся длинными, ярко сверкавшими в свете фонаря осколками хрустальную стену.
Нагнувшись, он поднял один. Края его были очень острыми. Порывшись носком ботинка, он нашел осколок длиной примерно в метр и шириной сантиметров в пять-шесть. Его можно было использовать как меч, но Рикард изрезал бы ладони до костей, если бы попытался им размахивать.
Шум, производимый тассами, приблизился. Рикард снял ремень и обмотал вокруг одного из концов осколка. Псевдокожа оказалась достаточно прочной, острые края ее не резали.
Скрипнула дверь комнаты, и внутрь хлынула волна тасс. Стараясь не задеть своим хрупким оружием пол, Рикард размахнулся, рассек эту белесую волну надвое, и они отпрянули.
Он рубил опять и опять, один раз хрустальный меч ударил в пол, но не сломался, а только громко зазвенел, и теперь тассы его боялись, Рикард это чувствовал.
Продолжая размахивать мечом, он медленно возвращался тем же путем, каким сюда пришел, оставляя за собой извивавшиеся обрывки тел грибов. И тассы отступали.
Раненые грибы не умирали. Через некоторое время каждый из отсеченных кусков восстановит недостающие части, и они, подобно амебам, возродятся в еще большем количестве. Но пока они выбыли из боя. Испытываемая боль – а Рикард ощущал ее телепатически – мешала им принимать дальнейшее участие в схватке. И разум их, пускай выродившийся и деградировавший, был продуктом всего тела, а не отдельно локализованного мозга. И поскольку тела эти были разрублены на части, их интеллектуальные возможности, соответственно, уменьшились.
Рикард ощущал каждый удар своего меча. Телепатически до него доносились все мысли и чувства тасс. Только ненависть, отвращение и страх помогали ему продолжать эту безумную рубку.
Это, а также осознание того, что именно в таком положении Сед Блейкли бросил его отца. Теперь он жалел, что не убил старого отшельника, или нет – что не приволок его сюда и не бросил этим чудовищам.
Рикард изнемогал от усталости, он все еще был окружен бешено извивавшейся массой грибоподобных существ, но он уже добрался до помещения, где они напали на него в первый раз. Теперь он мог вернуться туда, откуда начал свой путь.
Вместо этого он повернул туда, куда шел, когда они его настигли. Тассы не отставали, приходилось прорубать каждый метр пути. Выход наверх не мог быть далеко – белспаэры построили эти подвалы не как лабиринт, а для каких-то практических надобностей, и, как бы они ни отличались от людей, они были их настоящими братьями, если сравнивать с тассами.
В свете этого смысл их поступков представлялся кристально ясным. Сколь странными ни казались бы они вначале, со временем их можно будет понять. Взаимопонимание же между людьми и тассами было полностью исключено.
Здесь должен быть выход наверх, и недалеко. Ибо в высшем смысле белспаэры были такими же, как люди. Они не стали бы строить подвалы, где не было бы простых и удобных входов и выходов. То, что Рикард до сих пор не нашел ни одного, было просто делом случая и результатом разрушений.
Он перевел дыхание и опять двинулся вперед. Он сражался с обновленной энергией и решимостью. И тассы уступили, отхлынули, сдали назад, сломались, побежали, исчезли. Впереди коридор был пуст. В конце его луч фонаря выхватил поднимавшиеся кверху ступеньки.

4

Солнечный свет наверху был таким добрым и прекрасным, что Рикард на мгновение закрыл глаза, чтобы сдержать застилавшие их слезы. Он стоял в одной из комнат верхнего этажа подвалов, и от поверхности улицы его отделяло не больше метра. Рикард вытер слезы и, карабкаясь на громоздившиеся у наружной стены обломки плит и перекрытий, выбрался на дорогу.
Хрустальный осколок он решил взять с собой: новые встречи с тассами были неизбежными и меч еще мог пригодиться. Его прозрачное иссиня-черное лезвие было покрыто пятнами, оставленными «кровью» грибов, и отливало в ярких лучах солнечного света тусклым металлическим блеском – фантастическое отравленное оружие. Чувствуя себя каким-то древним воителем, Рикард осторожно прикрепил его к поясу.
Теперь следовало определить свое местонахождение относительно Башни Пяти. Рикард не знал, насколько он отклонился от курса, будучи под землей. Ему казалось, что он пробыл там очень долго и ушел очень далеко, но страх и возбуждение, испытанные во время сражения с тассами, могли сказаться на его восприятии пространства и времени.
Оглядевшись по сторонам, Рикард убедился, что он действительно проделал под землей очень длинный путь. Башня теперь была не прямо перед ним, а справа.
Остаток дня удалось идти, не упуская ее из виду. Перед самыми сумерками Рикард преодолел последнюю груду обломков и оказался на широкой площади, с противоположной стороны которой вздымалась к небу мрачная громада Башни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107