— Еще одно слово, Ламми, и ты увидишь, что будет!— И что же будет, детка?— Я разобью твои очки, — прошипела она. — Потом затащу в туалет и запру!Его голова судорожно дернулась. Он поспешно выбежал из комнаты.Белла поднялась с кушетки и распахнула дверь в гостиную. Ягодицы ее дразняще покачивались.— После всего этого мне надо выпить, — сказала она. — А тебе?— Виски? — с надеждой спросил я. — Со льдом и каплей содовой?— У меня есть бурбон, но льда нет, — уныло призналась Белла. — Хочешь?— Не думаю, но спасибо за предложение, — откровенно сказал я.— Черт с тобой. — Она приостановилась. — А как насчет кофе? Он уже готов, остается только разлить в чашки.— Звучит убедительно. Особенно если черный без сахара.— Ты молодец. Выбрал то единственное, что имеется.Она прошла на кухню и через минуту вернулась с подносом.— Садись на диван, — указала она. — Если все время будешь стоять, сотрешь себе ноги, прежде чем узнаешь, что же на самом деле произошло.Я послушно сел. Она поставила поднос на трехногий столик и присела рядом. Ее очаровательное круглое бедро потерлось о мое.— Ты похож на богиню мщения у греков, ее звали Немезида. — Белла налила мне кофе, — Задавай свои глупые вопросы, лейтенант, я понимаю, что у мен нет возможности избежать их.— Расскажи мне о Гилберте Хардейкре, — просто попросил я. — Что он был за человек?— Пожалуй, на этот вопрос я не смогу ответить. — Ее глаза насмешливо блеснули. — Конечно, у меня были с ним отношения, плотские, земные, те самые, на которые так громко намекал этот ползучий Ламми. — Она помолчала. — Но я не думаю, что могу сказать, каким человеком был Гил, потому что никогда не сближалась с ним настолько, чтобы узнать его близко. Мне было скучно общаться с ним.— Да? — спросил я озадаченно.— Мы все в чем-то нуждаемся, Эл, — произнесла она насмешливо и чуть смущенно. — Гил помогал мне удовлетворять некоторые мои потребности. В нем была какая-то грубая телесная привлекательность. И это было очень удобно, ведь он жил напротив. Мне даже туфли не надо было надевать, чтобы пойти к нему в любое время, когда мне этого хотелось.— Когда ты познакомилась с ним?— В тот день, когда он переехал в эту свою новую мастерскую. Он зашел ко мне попросить что-нибудь выпить и сразу заговорил о том совпадении, что вот два художника будут жить напротив друг друга. Он понял меня. Бросив взгляд на мою орхидею, он признал, что я действительно талантлива, а у него, мол, весьма скромное дарование, и потому он берет всего тысячу долларов за каждый портрет и работает больше, чем это возможно. Я застыла минут на пятнадцать, больше я не могла вынести. Я взяла его за руку и отвела в спальню. Я выключила свет, но он продолжал говорить. Однако после этого первого раза у нас установились определенные отношения и он уже не пытался трепаться.— Что ты думаешь о его работе? Она глотнула кофе и выразительно пожала плечами:— Я ведь ни одной из них не видела. Единственная работа, о которой он говорил, портрет этой куклы Майер. Холст на мольберте всегда был прикрыт. Он считал, что это дурная примета, если кто-то увидит его незавершенную картину.— Кого-нибудь, кроме Жанин Майер, ты встречала в его квартире?— Пару раз он упоминал о какой-то компании и просил меня на это время не заходить к нему. Он ведь был приезжий, знакомых у него было немного. Одного я, впрочем, встречала несколько раз. Этакий косматый медведь, из тех, которые полагают, будто верх утонченности — это называть тебя красоткой и щипать до синяков. Он занимался нефтью.— Джордж Майер?— Нет.— Хэл Деккер?— Да, так его звали. Они с Гидом были большими друзьями.— А Ламберт Пирс? Кажется, он тоже считался другом Хардейкра?— Я познакомила их, — устало произнесла Белла. — Ламми настоял на этом еще в тот, первый раз, я тогда забыла запереть дверь, и он прошел прямо в спальню. Кажется, у них сложились странные отношения. Гилу было приятно превосходить Ламми в смысле телесной силы и красоты, а Ламми зато превосходил его интеллектуально.— Расскажи мне подробнее о Пирсе, — попросил я.— Он пресмыкающееся, — заявила она убежденно. — Но это ты и сам уже знаешь. Он льстит и пробуждает в тебе инстинкт жалости, как хромая собака. Только он еще хуже, чем самая жалкая собака. У него квартира этажом ниже. Однажды он пришел, остановился посреди комнаты и смотрел на меня. Я не могла понять, что ему нужно, чтобы его просто погладили по голове или еще что-то. Я пошла на компромисс и приготовила ему кофе. И он стал здесь обычным непременным гостем еще прежде, чем я это осознала.— Ты не уставала от него?— Иногда. И тогда я начинала вопить, заслышав на лестнице его шаги. Ламми не обижается ни на какие слова или поступки. Единственное, чем его можно обидеть, — грубым физическим воздействием. Он это чует. Он знает точно. Вот и сегодня — он сбежал потому, что понял: я не шучу.— Чем он зарабатывает на жизнь? — спросил я.— Разве ты не слушал, о чем я говорю? — Ее брови удивленно приподнялись.— Он не может зарабатывать на жизнь своей писаниной, — проговорил убежденно. — На что же он живет?— Я никогда не думала об этом, — заметила она безразлично. — Он часто берет у меня деньги на мелкие расходы и никогда не возвращает. Но это не имеет значения. Может, у него богатая тетушка.— А может, он контрабандой достает кровь для вечеринок вампиров. Если бы это так и оказалось, я бы не был особенно удивлен. А теперь последний вопрос. Как ты полагаешь, между Жанин Майер и Хардейкром могли быть такие же отношения, как между ним и тобой?— Я полагаю, что любые другие отношения не могли бы привести к столь точному воспроизведению ее задницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30