— У вас не было выбора, не так ли?— Я умею ненавидеть, и в этом моя беда, — честно признался я. — Чертовски хорошо умею, даже сам не знаю всей силы своей ненависти.Я перехватил быстрый взгляд, которым обменялись фон Альсбург и Куртни, и вспомнил, как Рамон смачно сплюнул, когда упомянул имя Зельды. Как раз тогда у меня возникло внезапное желание подойти и плюнуть в обе эти продажные глупые физиономии лишь для того, чтобы увидеть, как они отреагируют. Осторожное подергивание за руку привлекло мое внимание к бокалу на стойке бара.— Вы это хотели, так? — Джен дернула плечами, и земля снова качнулась, но теперь это уже не казалось смешным.— Благодарю, — воскликнул я, — займусь этим позже. Прежде мне нужно сделать еще кое-что.— Вызвать полицию? — спросил Куртни.— Черт с ней, нет, — прорычал я, — пока нет. Есть вещи, которые следует сделать раньше.— О! — На его лице появилось вежливое удивление, свойственное лицам английских мальчишек, когда они сталкиваются с особенно тошнотворным напором цивилизованных манер. — Простите! — Его голос стал холодным и отрешенным.Я поднялся по лестнице и прошел в комнату Джен Келли. Валеро не произнес ни слова, пока я развязывал ему руки и ноги, но я чувствовал, что глаза, следящие за мной, полны незаданных вопросов. Получив свободу, он встал на ноги и осторожно потер запястья рук.— Где генерал? — спросил он спокойно.— Он мертв.., я убил его.Шрам на его шее медленно запульсировал, как нечто живое. Его плечи обвисли, он устало шагнул к кровати и тяжело сел:— Была причина?— Уже в конце, — ответил я. — Он собирался убить Зельду Роксан. Я предупреждал его, что буду стрелять, если он не бросит пистолет, но это не подействовало.— Тогда у вас была причина на это, — воскликнул он категорично.— Вы умеете ненавидеть, Валеро? — Я озадачил его своим вопросом.На мгновение он показался удивленным, затем задумался.— Думаю, да, — произнес он наконец.— Я — король ненавистников. Его синевато-серые глаза изучали меня с невозмутимым любопытством.— Ваши руки замазаны чужой кровью, — резко проговорил он. — Вы не смеете рассчитывать, что я смогу отмыть их.— Совсем не хочу этого, — честно признался я. — Просто рассчитывал, по какой-то причине, в которой не совсем уверен, что вы поймете то, что я сказал насчет ненависти.Он тонко улыбнулся:— Когда мне было восемь лет", военные пришли в нашу деревню, разыскивая революционеров. Был очень жаркий день, поэтому они не стали искать слишком далеко. Они взяли первых шесть человек, которые работали в поле, и повесили всех на перечном дереве. Мой отец, который не понял бы, что такое революционер, даже если бы сам Хосе Перес объяснил ему, был четвертым, кого они нашли в то утро. Я очень хорошо понимаю ненависть, senor, и еще одно, что идет с ней рука об руку, — чувство вины.Я протянул ему сигарету и зажег ее, он коротко кивнул.— Вы чувствуете вину, senor? — спросил он лениво, выпустив тонкую струю голубого дыма.— Наверное, да.— Как бы вы ни старались, вы не сможете, как это у вас говорят, отбросить это?— Перенести, — пояснил я, — и вы правы. Я ненавидел Рамона Переса за то, что он сделал мне два года назад. В эту ночь у меня появилась возможность взять реванш. Ничего грубого, вы понимаете, полковник. Для такого человека, как генерал, это было бы коварно. Рафинированная жестокость, чтобы соответствовать особому положению его личности.— Значение слов мне не понятно, но общий смысл... — Он красноречиво пожал плечами.— У меня были намерения раздавить его, разорвать на кусочки, — быстро продолжил я, боясь остановиться, если окажется, что он не понимает того, что мне было ужасно важно втолковать ему. — Презрение должно было смениться сомнением, высокомерие — страхом. И когда он созрел бы для этого, я ввел бы ему в вену ужас, в постоянно увеличивающейся дозе, пока ничего не осталось бы от человека, который когда-то имел такой важный вид! В шести футах от земли! Затем наступил бы мой окончательный миг триумфа, когда я показал бы ему, что сделал и как это было достигнуто умелым использованием его собственного оружия — лжи и надувательства. Но когда этот миг наступил, это было только несчастье. Вы понимаете меня, Валеро? — взволнованно спросил я, схватив его за отвороты пиджака и неистово тряся. — Вы не можете объяснить тому, кто был когда-то человеком, что происходит с человеком! Это моя вина — мой реванш был совершенно полным. Вы можете это понять?Он стряхнул мои руки со своего пиджака с небрежным безразличием, затем слабо улыбнулся мне прямо в лицо:— Скажите мне, senor, как вы расправились с генералом?В какой-то миг мне захотелось ударить его, затем гнев прошел и осталась только опустошенность.— Вы очень практичный человек, полковник Валеро, — слабо ухмыльнулся я в ответ. — Я обвинил его в убийстве, которое он не совершал, и убедил целую группу людей в его несомненной виновности, хотя сам был уверен в обратном. Я рассказал ему о неизбежности суда над ним и о том, что его признают виновным и казнят в газовой камере, и превратил все в нечто такое явное и определенное, что он согласился с этим полностью и целиком и... — Я увидел насмешливый блеск в холодных серых глазах Валеро, когда он рассматривал меня с вежливым терпением. — Ну и черт с этим!— Сколько человек вы убили за свою жизнь, senor? — просто спросил Валеро.— Рамон Перес был вторым.— В этом вся беда, senor. Для вас это все еще очень свежее испытание.— А сколько человек убили вы, полковник? — зарычал я на него.Его лицо потемнело, когда он резким движением поднялся с кровати.— Не беспокойтесь о мужчинах, senor, — мягко произнес он, — спросите меня о женщинах, но не теперь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37