Девушки при ткацкой работали в неволе с утра до ночи, получая
удары бича за малейшую оплошность, однако это не мешало им сейчас залива
ться задорным смехом от избытка молодых сил.
Под покрытым пальмовыми ветками широким навесом красильни собралось м
ножество невольниц, красивых и безобразных, смуглых и белых, различных п
о росту и фигуре. Одни из них были высоки и стройны, другие Ц с искривленн
ой от работы за ткацким станком с детских лет спиной. Все они были молоды,
между ними не было ни одной старше восемнадцати лет. Невольники представ
ляют собой капитал: проценты с него Ц их труд и дети. Поэтому каждую рабын
ю выдавали в молодые годы также за невольника. В ткацкой работали и девуш
ки, и замужние женщины, но замужние имели особые помещения, каждая со свое
й семьей, а девушки ночевали в общих спальнях, рядом с мастерскими. Сегодн
я их освободили раньше, и потому они веселились по-своему, разделившись н
а две группы. Одна толпа окружила египтянку, чертившую что-то на дощечке;
другая занималась невинной игрой, которая состояла в том, что каждая из и
грающих бросала через голову свою обувь. Если сандалия попадала за черту
, проведенную на полу мелом, это было хорошим предзнаменованием: девушке
предстояло выйти за любимого человека. Если же обувь падала ближе, это бы
л знак, что свадьбу отложат или выдадут за немилого.
Работница, забавлявшая подруг черчением фигур, занималась при ткацкой р
исованием узоров и обладала способностью, свойственной еще языческим п
редкам египтян: она умела изобразить несколькими штрихами профиль кажд
ого лица так верно, что рисунок, несмотря на карикатурность, поражал свои
м сходством. Шалунья проделывала этот фокус с помощью восковой дощечки и
медного карандаша; остальные девушки должны были отгадывать, чей портре
т выходил из-под ее рук. Только одна невольница одиноко сидела у дальнего
столба сарая, опустив голову и не говоря ни слова.
Не замеченная никем Паула видела и понимала все происходившее, хотя моло
дые невольницы обменивались только отрывочными словами, перебивали од
на другую, и меж ними раздавался несмолкаемый веселый хохот. Если одна из
них бросала сандалию дальше условной черты, юная компания хохотала во вс
е горло, и каждая из рабынь выкрикивала имя жениха, которого они прочили с
воей подруге; в противном случае веселье было еще шумнее, и тогда девушка
ми упоминались самые старые и некрасивые рабы. Одной смуглой сириянке не
удалось ее гаданье, но она бойко вскочила с места, схватила мел и провела
другую черту впереди упавшей сандалии; тут всеобщая веселость достигла
крайнего предела; многие девушки бросились стирать неправильно начерт
анную линию; резвая нубиянка с курчавой головой подхватила сандалию, под
бросила ее в воздух и ловко поймала; другая, захлебываясь смехом, громко п
овторяла имя счастливца, ради которого находчивая сириянка старалась п
ерехитрить судьбу.
Можно было подумать, что под навесом красильни поселился дух веселых про
каз, потому что и другая группа вокруг рисовальщицы проявляла не меньше
оживления. Когда нарисованное лицо узнавали, поднимался хохот; если нет,
подруги наперебой выкрикивали то одно, то другое имя. Удачная карикатура
на самого строгого из надзирателей вызвала особенно шумные взрывы весе
лья. Взглянув на неоконченный портрет, каждая из девушек покатывалась со
смеху, но когда одна из них вырвала дощечку из рук рисовальщицы, а другие
напали на нее и затеяли возню, веселый гам и хохот, поднятый ими, не знал пр
еделов.
Паула сначала смотрела на работниц, с недоумением покачивая головой. Ей
было странно, что они могли так забавляться пустяками. Правда, когда она б
ыла ребенком, то иногда смеялась без причины, а эти взрослые девушки по св
оему невежеству и ограниченности были, пожалуй, не умнее детей. Их мир зак
лючался в стенах хозяйского дома, они жили исключительно настоящей мину
той, совершенно как пятилетние девочки, так что им было вполне естествен
но проявлять ребяческую наивность.
«Бедняжки привыкли к своей неволе и к тяжелому труду, Ц подумала Паула,
Ц вот почему они так беззаботны к концу своего трудового дня. Мне, право,
можно позавидовать несчастным рабыням! Будь это позволительно, я вмешал
ась бы в их толпу, чтобы повеселиться, как дитя».
Наконец карикатура надзирателя была готова, и тут одна толстая девушка м
аленького роста залилась таким хохотом, что Паула несмотря на свое горе
не могла удержаться от смеха Ц до того заразительно было общее веселье.
Печаль и унижения были забыты. Несколько минут она не помнила ничего, не п
ереставая смеяться от всей души, как свойственно всякому молодому и здор
овому человеку. Ах, как было отрадно забыться таким образом хоть раз в жиз
ни! Бедная сирота сознавала это и все еще смеялась, как вдруг к толпе работ
ниц подошла рабыня, сидевшая до тех пор в сторонке. Она крикнула что-то не
понятное для Паулы, причем остальные расхохотались еще громче.
Стройная фигура молчаливой девушки освещалась теперь пламенем костра.
Паула не видела ее никогда, а между тем эта невольница была несравненно к
расивее других; но она показалась очень грустной. Племянница мукаукаса п
одумала, что у нее болят зубы, потому что голова ее была повязана платком,
концы которого сходились на темени. Густые белокурые волосы невольницы
падали по плечам. При взгляде на нее Паула опомнилась и перестала смеять
ся; но прочие девушки по-прежнему предавались веселости, хотя их смех зву
чал теперь не так беззаботно и задушевно, как вначале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32