Щеки мальчика вспыхнули.
– Я должен помочь полировать… накрывать на стол…
– Если сейчас же не уйдешь – завтра обнаружишь в своей постели дюжину живых устриц, – спокойно пообещала Элен. – Так что спокойной ночи, Тимоти.
Горя обидой, Тимоти сбежал по лестнице вниз – и с разбегу врезался в Лауру.
– Смотри куда идешь! – прошипела она сквозь зубы и исчезла.
Тимоти подбежал к открытой двери подвала, вдохнул струю густо пахнущего землей воздуха.
– Папа?
– Опаздываешь! – крикнул снизу отец. – Бегом сюда, не то мы не закончим к их появлению!
Тимоти секунду задержался на пороге, слушая тысячи звуков дома. Приходили и уходили братья, точно поезда на вокзале. Они говорили, спорили о чем-то. Стоит постоять на одном месте подольше, и их бледные руки пронесут мимо тебя все, что есть в доме. Вот Леонард со своим черным докторским саквояжем; вот Самуэль с большой черной книгой под мышкой несет еще рулон крепа; вот Бион опять, в который уже раз, несет из машины очередные банки.
Папа на секунду оторвался от полировки – сунул сыну тряпку и, нахмурясь, постучал пальцем по черному дереву.
– Давай-ка, соня, быстренько заканчивай с этим, и перейдем к следующему.
Натирая дерево воском, Тимоти заглянул внутрь.
– Дядя Эйнар большой, правда, папа?
– Угу.
– А сколько в нем росту?
– Посмотри на ящик, увидишь.
– Я просто спросил. Семь футов?
– Много болтаешь.
Около девяти Тимоти вышел из дома в октябрьскую ночь. Два часа он бродил по полям, собирая поганки и пауков. Дул ветер – то теплый, то холодный. Его сердце вновь забилось от волнения. Сколько, сказала мама, будет в гостях родственников? Семьдесят? Сто? Он прошел мимо спящей фермы.
– Знали бы вы, какой у нас сегодня праздник, – сказал он мягко светящимся окнам. Он поднялся на холм и посмотрел на засыпающий городок в нескольких милях отсюда. Виднелся белеющий циферблат часов над мэрией. В городке тоже ничего не знали.
Тимоти принес домой множество банок с поганками и пауками.
В маленькой часовне в подвале отслужили короткую службу. Все было как обычно: папа читал черные заклинания, прекрасные мамины руки, точно вырезанные из слоновой кости, творили оборотные знамения, а все дети стояли перед алтарем – кроме Сеси, которая лежала в постели наверху. Но Сеси тоже была здесь – можно было заметить ее в глазах то Биона, то Самуэля, то в маминых… а вот она в тебе, раз– и исчезла.
Тимоти горячо молился Черному Повелителю, чувствуя, как все в нем сжимается от волнения.
– Пожалуйста, пожалуйста, помоги мне вырасти, и пусть я буду такой же, как мои сестры и братья. Я не хочу быть другим. Если бы я умел вкладывать волосы в восковые фигурки, как Элен, или заставлять людей влюбляться в себя, как Лаура, или читать странные книги, как Сэм, или иметь уважаемую работу – как Леонард и Бион. Или даже, может, завести семью, как мама с папой…
В полночь на дом навалилась гроза. Ослепительными белыми стрелами вонзались в землю молнии. Слышно было, как приближается, осторожно нащупывая дорогу, торнадо, и его воронка жадно вгрызается в сырую землю. А потом парадная дверь наполовину слетела с петель, распахнулась и криво повисла – и вошли дедушка с бабушкой, только что из Старого Света!
И после этого стали собираться гости, один за другим. То постучат с парадного крыльца, то поскребутся с черного хода, то захлопают крылья у окна. Шорох в подвале; посвист осеннего ветра, залетевшего в трубу… Мама наливала в огромную хрустальную чашу для пунша алую жидкость, которую привез Бион. Папа скользил из комнаты в комнату, зажигая черные свечи. Лаура и Элен развешивали на стенах гирлянды из ветвей волчьего лыка. А Тимоти стоял среди всей этой суеты – руки дрожат, на лице – никакого выражения – смотрел то туда, то сюда. Хлопают двери, звучит смех, льется со звоном алая жидкость, темнота, гудит ветер, гулко хлопают крылья, шлепают ноги и лапы, кого-то приветствуют у дверей, слышно, как гремят полированные ящики, скользят мимо тени – подходят, проходят, колышутся, нависают.
– Ого, ну а это, конечно, Тимоти?
– Что?..
Ледяная ладонь сжимает его руку, длинное, заросшее лицо склоняется над ним.
– Славный, славный паренек, – говорит незнакомец.
– Тимоти, – это уже мама, – Тимоти, это дядя Ясон.
– Здравствуйте, дядя Ясон.
– А это… – Мама увела от него дядю Ясона. А тот оглянулся на Тимоти поверх наброшенного на плечи плаща и подмигнул.
Тимоти остался один.
Откуда-то издалека, из-за горящих во тьме черных свечей, послышался высокий звонкий голос – Элен.
– …А вот мои братики – они действительно умные. Угадайте, чем они занимаются, тетя Моргиана!
– Куда мне угадать.
– Они держат похоронное бюро в городе!
– Что?! – и изумленный вздох.
– Представьте себе! – и пронзительный смех. – Разве это не здорово?
Тимоти стоял совершенно неподвижно. Смех затих.
– Они привозят еду для мамы, папы и всех нас, – продолжила Лаура за сестру. – Кроме, конечно, Тимоти…
Неловкая пауза. Голос дяди Ясона:
– Ну? Говори уж. Что такое насчет Тимоти?
– Ох, Лаура, твой язык… – вздохнула мама. Лауре пришлось продолжить. Тимоти зажмурился.
– Тимоти не… ну… он не любит кровь. Он у нас неженка.
– Он еще научится, – поспешно сказала мама и повторила уже более твердо: – Он научится. Он мой сын – он научится. Ему еще только четырнадцать лет!
– Я вырос на этой пище. – Голос дяди Ясона отдавался по комнатам, ветер за окном играл на ветвях деревьев, как на струнах арфы; дождик простучал в окно – "вы-рос-на-э-той-пище…" – и исчез. Тимоти прикусил губу и открыл глаза.
– Я сама виновата, – теперь мама вела их в кухню.
1 2 3 4 5