Я не считал себя побежденным:
– Позвольте, а как же младенцы, погибшие в Успенском соборе? Ведь они были завернуты в бересту.
– Совершенно верно: под полом собора всегда было абсолютно сухо, – начиная раздражаться, ответил археолог. – Да хотя бы эта землянка. Она, несомненно, стояла на деревянных, возможно, даже дубовых столбах. Но, как видите, никаких следов дерева не сохранилось.
– А что вы скажете о библиотеке Константина?
– Библиотека Константина вся сгорела во время одного из многочисленных пожаров. Это очевидная истина, – равнодушно пожал плечами археолог, и вдруг, не окончив фразы, неожиданно заторопился к ребятам, которые, собравшись в кучу и сидя на корточках, что-то разглядывали.
– Дайте сюда! – потребовал археолог. Девочки протянули ему что-то.
– Иголка! – Желтое лицо археолога просветлело. – Пожалуйста, осторожнее! – предупредил он копавших.
Эта ржавая иголка, пролежавшая в земле восемьсот лет, напоминала прошлогоднюю, полусгнившую сосновую иглу. Даже нельзя было понять, с какого конца было ушко.
«А пожалуй, в стогу сена легче отыскать иголку», – подумал я.
Вскоре Вова передал грязный круглый камешек.
Археолог вынул из кармана зубную щетку, расчистил находку и показал нам большую зеленоватую бусину.
Ребята искали в земле сосредоточенно и молча, только пальцы их быстро двигались. Ко мне подошла Лида.
– Обедать пора, а они всё копают, – хмуро сказала она.
– До самого вечера будем копать, потом обедать, – отмахнулся Миша.
Остальные молча и с еще большим усердием продолжали перебирать комочки земли.
Нашли еще семь иголок, пять бусин и остатки гребня.
Археолог бегал то к одному, то к другому, находки тут же заворачивал в газеты, что-то записывал и прятал пакетики в маленький чемоданчик.
– Ну, довольно, уже три часа. Благодарю вас! – Он пожал мне руку, видимо считая меня за начальника, и, несколько волнуясь, добавил: – Между прочим, ваши поиски оказались весьма удачными: вы подтвердили правильность некоторых моих предположений. Отсутствие остатков кухни и, наоборот, наличие типично женских предметов, найденных вами в землянке, особенно несколько иголок, доказывают, что здесь в двенадцатом веке существовало не жилье, а, возможно, княжеская швейная мастерская. Ведь дворец Всеволода Большое Гнездо стоял тут, недалеко, – он показал рукой, – где теперь выстроен этот длинный трехэтажный дом.
Вежливо приподняв соломенную шляпу, археолог распрощался с нами и зашагал к калитке.
А мы заторопились в столовую. Ребята шли и весело болтали с Николаем Викторовичем, обмениваясь впечатлениями о раскопках.
Я брел сзади, низко опустив голову. Хорошо, что никто, кроме меня, не слышал разочаровывающих слов археолога о березовых книгах и о библиотеке Константина.

Глава шестая
ОБ АНДРЕЕ БОГОЛЮБСКОМ

Еще Тычинка настоятельно советовал побывать в Боголюбове, где сохранилась часть великокняжеского дворца двенадцатого века, построенного Андреем Боголюбским, и находится замечательный памятник архитектуры того времени – церковь Покрова на Нерли. Не нападем ли мы там на следы березовых книг?
Ехали мы, ехали на автобусе по асфальтовому шоссе и все не могли выехать из Владимира. Кончался один завод, начинался другой. Из-за свежей зелени тополевых аллей виднелись то многоэтажные корпуса цехов с широкими, горевшими на солнце стеклами окон, то какие-то высокие металлические сооружения, то горы каменного угля…
Доброе село упоминается в летописях с тринадцатого века – там велись раскопки древнего городища. А какое же это было село – все тот же огромный и нарядный новый Владимир. Веселые и светлые высокие дома с яркими вывесками магазинов мелькали за окнами автобуса. А недавно возле последней троллейбусной остановки экскаватор неожиданно выкопал захоронение древнейшего во всей Владимирской области человека, жившего десятки тысяч лет назад.
Наконец приехали мы в Боголюбово, тоже современный город, и только там, на задворках монастыря, сзади белого здания школы, отыскали старину.
Какая-то бабушка вышла из-за угла Госбанка, отирая о фартук руки.
– Сторожем я при музее. Пойдемте за мной, покажу вам, – заговорила она с сильным ударением на «о».
Ребята засмеялись, услышав непривычное владимирское оканье, засмеялась и бабушка. Маленькие, живые глазки ее ласково оглядели нас.
– Откуда вы, граждане хорошие?
– Московские мы, московские, – нарочно так же на «о» ответил Николай Викторович.
– Вот дворец Ондрея Боголюбского, – показала сторожиха.
Я всегда считал: раз дворец – значит, это нечто огромное, со множеством окон, с массой вычурных украшений, с роскошными залами… А тут за палисадником запрятался небольшой, с узкими оконцами, белокаменный двухэтажный терем.
Украшений на нем почти не было; только поперек стен шел выпуклый поясок с маленькими полуколонками, свисавшими вниз. Оконца разместились как будто беспорядочно: то здесь одно, то там два вместе.
Бабушка тут же нам объяснила, что сам дворец давно был разрушен до основания, а от старины сохранились только сени дворца и башни перехода к собору; сам собор тоже давно погиб.
Вид очень портила колокольня, воздвигнутая над этими сенями вместо уничтоженной крыши. Впрочем, сразу можно было догадаться, где сохранилась истинная старина, а где в прошлом столетии надстроили безвкусицу.
Я припоминал свои знания по русской истории:когда-то отец Андрея – Юрий Долгорукий – убил боярина Степана Кучку, владевшего землями по Москве-реке. На месте усадьбы убитого боярина Юрий основал небольшую крепость Москву, а сыновей Кучковичей принял в свою дружину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58