Село, несомненно, старинное, к тому же существует предание о витязе.
Ученые сотрудники музея неизменно отвечали Георгию Николаевичу, что происхождение многих сел и деревень на Владимирщине связано с различными древними преданиями.
В здешней земле прячется множество других, еще не открытых исторических тайн, до которых не успели добраться археологи.
«Приедем, непременно приедем, – сколько раз обещали ему. – А когда приедем, неизвестно. Раскопки ведутся одновременно в нескольких пунктах, у нас просто рук не хватает».
Теперь Георгий Николаевич, посылая письмо со своими рисунками, надеялся, что ученые люди по-иному отнесутся к радульским историческим загадкам и прикатят сюда в самые ближайшие дни.
Вечером, когда Настасья Петровна позвала его ужинать, она воскликнула:
– Я сгораю от нетерпения! Какие там у вас исторические тайны? Отчего у тебя вид полубезумного? Больше всего меня интересует, почему две девочки в таком диком виде промчались мимо нашего дома. Я им кричала вслед, хотела их выкупать. Они даже не обернулись. Что у вас опять стряслось?
Георгий Николаевич сел за стол и начал рассказывать во всех подробностях о всем том, что они увидели, что открыли и что нашли за сегодня, за каких-нибудь несколько послеобеденных часов.

Глава восьмая
ВЕРНЫЙ РЫЦАРЬ И ЕГО ДАМА СЕРДЦА

Сейчас же после ужина точно мышонок заскребся в сенцах дома Георгия Николаевича.
– Войдите! – крикнул он.
Бочком пробрался на кухню Миша и встал у порога. Прямо-таки безысходное отчаяние виделось в его черных круглых глазах.
Георгий Николаевич искоса посмотрел на мальчика, но промолчал. Можно было догадаться, какие безотрадные мысли роились сейчас в голове Миши. Девочка дураком его обозвала, да еще при всем честном народе. Большего оскорбления для мальчика трудно и придумать. Георгий Николаевич вышел к нему и, взяв его за локоть, легонько подтолкнул на веранду. Они сели рядышком на диван.
Когда же Миша начнет открывать свои сердечные тайны? Но мальчик молчал. Пришлось Георгию Николаевичу заговорить первому.
– Послушай… – начал он. – Писатель – это первый друг и советчик как взрослых, так и ребят. Он должен не только многое знать, но и по глазам, по выражению лица должен все понимать, что таится на сердце того, кто пришел к нему за советом, за помощью… Я согласен, тебе тяжело перенести оскорбление, но не это главное в жизни. Умные люди стоят выше мелких обид. Давай выкладывай все-все.
Миша опустил голову и заговорил куда-то в пол, но совсем не о том, о чем ожидал услышать Георгий Николаевич.
– Я ведь хочу быть учителем истории. Всякую историю очень люблю – и древнюю, и русскую прежнюю, и советскую послереволюционную, и западноевропейскую. Очень люблю читать исторические книги. Вот Вальтер Скотт – как он хорошо пишет!
И Миша повел разговор о благородных рыцарях без страха и упрека, об их дамах сердца. Рыцари верны своим дамам до гроба, готовы совершить в их честь любые, самые трудные подвиги, готовы даже умереть, защищая их. Для рыцаря дама сердца – самая красивая, самая добрая, самая милая девочка на свете. Миша понял, что обмолвился, и поправил:
– Не девочка, а прекрасная дева. И дамы у Вальтера Скотта всегда благосклонны к своим рыцарям. На турнирах они подбадривают их, машут платочками. Если рыцаря ранят, дама ухаживает за ним, перевязывает ему раны, но никогда не обзывает его нехорошими словами.
– Ты все куда-то в сторону увиливаешь, – решился перебить его Георгий Николаевич и спросил: – Ты с Галей давно дружишь?
Миша опустил голову еще ниже, и Георгий Николаевич услышал удивительные признания.
Оказывается, очень, очень давно, еще с пятого класса Миша думал о Гале каждый день, каждый час, исподтишка смотрел на нее во время уроков – она ведь как раз впереди него сидела. Он думал о ней, когда вечером засыпал, когда утром просыпался. А она нисколечко не обращала на него внимания, даже не догадывалась о его страданиях, и никто из ребят о его думах не знал. И только теперь, только третьего дня они оба случайно были назначены на ночное дежурство и…
– Ну, дальше я все знаю, – снова перебил Георгий Николаевич верного до гроба рыцаря.
– Как Галя сегодня меня обидела! Не захотела, чтобы я проводил ее до палаток и еще обозвала так гадко, – с большой горечью признался Миша.
– Ну, милый мой, ведь она же вся перепачкалась, как свинка. Ей просто не хотелось, чтобы ты смотрел на нее, – утешил его Георгий Николаевич. – Ну, а то не очень любезное словечко у нее сорвалось с языка, право же, нечаянно.
– Будто палкой меня ударила, – жаловался Миша.
Он говорил, что ему было «страх как интересно» разгадывать вместе со всеми тайну белых камней. И того камня, что возле церкви, и того, что у старушкиного дома… Как бы он гордился, что первый камень – это его открытие, как бы он бегал, старался… Но ему было так тяжко на сердце. И еще ему было «страх как обидно» за Галю. Она не принимала участия вместе со всеми в разгадке исторических тайн. Она даже не видела занятного треххвостого льва… А тут…
– Все погибло, – уныло закончил Миша свои признания. В его голосе звучала такая печаль, будто на самом деле
«все погибло» – и мечты, и счастье, и надежды…
Георгий Николаевич пытался его утешать, убеждал, что оскорбленный мальчик преувеличивает, наверняка Галя сейчас раскаивается в том случайном словечке, завтра же они помирятся.
– Нет, нет… – вздыхая, отвечал Миша. – Мы купались, я командовал, а она меня нарочно не слушалась. Мы ужинали, а она на меня и не смотрела, а после ужина не со мной, а с девочками в бадминтон играла…
В тот вечер Георгий Николаевич собирался уютно устроиться в кресле и еще раз внимательно перечесть шестую главу второго тома «Истории России с древнейших времен».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66