Шеа, идущий в нескольких шагах позади, невольно задумался,
не похож ли он чем-то на сказочный Меч Шаннары. Удивленно приподняв
эльфийские брови, он попытался проникнуть взглядом в бесконечный полумрак
впереди. Казалось, здесь не было ничего живого. Это была мертвая земля,
принадлежащая мертвым, а живущие лишь вторгались в чужие владения. Мысль
оказалась не особенно бодрящей; он слабо усмехнулся про себя и постарался
думать о чем-нибудь другом. Последним в цепочке шел Флик, на его широкой
спине покачивался рюкзак с провизией, которой им предстояло питаться до
тех пор, пока они не оставят позади низины Клета и зловещие Черные Дубы.
Когда они доберутся до этих мест - если им удастся туда добраться - им
придется покупать или выменивать еду у редких обитателей лежащих дальше
земель, или, в самом крайнем случае, начать питаться плодами самой земли,
но Флик подобную перспективу вовсе не одобрял. Хотя теперь, когда Менион
стал искренне заинтересован в том, чтобы помочь им в этом путешествии,
Флик чувствовал себя более уверенно, все же он еще не до конца убедился в
правдивости слов горца. События их последнего путешествия были еще свежи в
его памяти, и ему больше не хотелось участвовать в подобных леденящих
кровь приключениях.
Первый день прошел быстро; трое путников пересекли границу
королевства и к наступлению ночи достигли окраин мрачных низин Клета. На
ночь они укрылись в маленькой ложбинке под ничтожным пологом нескольких
серых деревьев и густого кустарника. Сырой туман почти насквозь пропитал
их одежду, а холод близящейся ночи вызвал у них невольную мелкую дрожь.
Они предприняли попытку развести костер в надежде немного согреться и
обсохнуть, но все дерево здесь было до такой степени пропитано влагой, что
заставить его гореть было невозможно. В конце концов они сдались и
принялись за холодный ужин, закутавшись в одеяла, перед началом
путешествия предусмотрительно пропитанные отталкивающим воду раствором.
Разговоров почти не велось, так как ни у кого не было настроения говорить,
только иногда кто-то из них вполголоса начинал проклинать местную погоду.
Из окружающего мрака не доносилось ни звука, и они сидели, съежившись,
среди кустов; абсолютное безмолвие давило на сознание внезапным и
неожиданным подозрением, заставляя испуганно вслушиваться в надежде
уловить слабые, но ободряющие звуки, издаваемые животными или птицами. Но
их окружали лишь мрак и тишина; они молча лежали, завернувшись в одеяла, и
даже порывы холодного ветра не касались их лиц. Постепенно усталость
возобладала, и, один за другим, они медленно погрузились в сон.
Второй и третий дни оказались невообразимо хуже первого. Все время
шел дождь - медленная холодная изморось, вначале пропитывающая одежду,
затем пронизывающая тело до костей, а под конец добирающаяся до самих
нервных окончаний, так что в усталом теле оставалось единственное ощущение
- абсолютной, сводящей с ума сырости. В течение дня воздух был влажным и
холодным, а ночью приближался к замерзанию. Все, что окружало троих
путников, казалось безнадежно погубленным бесконечной сыростью: отдельные
кусты с редкой листвой, встречающиеся на их пути, были искривлены и близки
к гибели, бесформенные древесные стволы с увядшими листьями безмолвно
готовились рухнуть и развалиться. Здесь не жили ни люди, ни животные -
даже самый крошечный зверек был бы поглощен и засосан цепкой хваткой
жидкой грязи, пропитанной ледяной сыростью долгих, темных, безжизненных
дней и ночей. Ничто не двигалось, ничто не шевелилось вокруг троих
путников, движущихся на восток через бесформенные земли, где не было ни
следа, ни намека на то, что здесь когда-то раньше проходил человек или же
пройдет когда-то в будущем. За все время их пути ни разу не показывалось
солнце, и ни один, даже самый тусклый его луч не падал на землю, чтобы
показать, что где-то за пределами этой мертвой забытой земли есть иной,
живой мир. То ли дело было в постоянном тумане, то ли - в густых тучах, то
ли - и в том, и в другом одновременно, но так или иначе, небо оставалось
вечно скрытым от них. Вокруг них простиралась только проклятая, унылая
серая земля, через которую они шли.
На четвертый день их начало охватывать отчаяние. Хотя они даже ни
разу не замечали крылатых охотников Повелителя Колдунов и казалось, что
всякая погоня потеряла их след, но все же эта мысль служила все худшим
утешением по мере того, как тянулись часы, сгущалось безмолвие, а
местность становилась все более гнетущей. Даже великий оптимист Менион
начал колебаться, и в его обычно уверенный разум принялся вгрызаться червь
сомнения. Он начал подозревать, что они сбились с направления и возможно
даже движутся по кругу. Он понимал, что по чертам местности это невозможно
определить, и тот, кто заблудился в этих голых землях, потерялся в них
навсегда. Шеа и Флик ощущали этот страх еще более глубоко. Они ничего не
знали об этих низинах, у них не было охотничьего навыка и чутья, которыми
обладал Менион. Они полностью полагались на него, но хотя горец намеренно
умалчивал о своих сомнениях, чтобы не беспокоить их, они все же
чувствовали, что что-то идет не так, как должно. Тянулись часы, а
холодная, сырая, ненавистная пустошь оставалась неизменной. Они
чувствовали, как последние крупицы уверенности начинают медленно,
мучительно ускользать от них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35