Тетка из кожи лезла, пытаясь меня развлечь. Отвлечь! И завтрак мне в кровать, и платья свои дарила. С соседским юношей пыталась знакомить. Милый парень, катающийся на велике, поступивший в иняз. Мечтающий за границу поехать.
Я лежала на балконе теткиного двухэтажного дома. Загорала, лопала клубнику, читала старые журналы. А вечером мы играли в карты.
– Тетя Валя, почему у вас нет детей? Вы были бы такой заботливой мамой!
Тетка слегка дергает головой, и руки у нее вздрагивают.
– Смеешься над моей заботой. Жаль, что обо мне никто так не пекся… Дядя твой учебой был занят, я тоже. Вот никто и не подумал, что нельзя мне аборт было делать. Мы к знаниям стремились, а давались они, ох, как нелегко – время-то какое было! А вы вот бежите от знаний!
Мы за кухонным столом, покрытым клеенкой яркой, веселой расцветки. В тон ей – абажур. Теткин муж привез из Югославии. Все портит клейкая лента, свисающая с лампы. Ловушка для мух и комаров, от которых в ушах звенит. Вся Ленинградская область на болоте, как и сам город. Занес же черт Петра Великого! Окно нельзя закрыть. Жарища и змеиная мазь. Тетка ею поясницу мажет. В придачу к нервному тику у нее радикулит. От усердной работы на огороде. Воняет эта мазь… и совсем не как змея, по-моему.
– Ну вот, тетя Валя, из-за учения, или, как вы любите все говорить, «чтобы стать человеком», вы пожертвовали ребеночком. И теперь у вас нет детей, но есть дача. (Нельзя так, я же не с Сашей.) Зато у моей мамы их целых два – ребеночка. И что? Она страдает из-за нас.
– Ты одно пойми – мы ведь тебе добра желаем!
Хорошо добро – в милицию водить!
– Да ни один родитель не желает зла своему ребенку – это ж понятно. Но заметьте, что любой ребенок, если он не нюня какая-нибудь, всегда по-своему сделать хочет.
Тетка встает снять с плитки чайник. Прямо как у Чехова или еще кого-нибудь бесконечно нудного в этом же роде – по вечерам они пили чай с клубничным вареньем собственного производства и обсуждали вопрос «Отцы и дети».
– Всему свое время. Как вода вот в этом чайнике – закипела, только когда нагрелась до определенной температуры. Дай вам свободу, и вы тотчас броситесь на улицы, все разрушая, горланя свои пустые песенки, пьяные и с ножами.
– Ой, тетя Валечка, что вы сравниваете-то – вода и душа. И потом, почему это вы знаете, когда время?
– Да не мы, а природа! А даже и мы?! У нас за плечами опыт. Война, голод, разруха. Потом стройка, становление. Вам бы прислушаться к нам, чтобы ошибок наших не повторять, воспользоваться бы нашим горьким опытом…
Тетка проливает кипяток мимо чашки – нервничает.
– Все это демагогия. И есть вам ответ: «Если бы молодость знала, если бы старость могла» – никто еще на чужих ошибках не выучился. Может, к сожалению… Вы мне опять проиграли – гоните двадцать копеек.
Если проигрываю я, остаюсь на день дольше договоренного срока. Пока проигрывает тетка – у меня уже два рубля.
– Да зачем ты ему нужна, в конце-то концов? Конечно, ему нравится – кому же не понравится с такой девушкой время проводить! Но помяни мое слово, «оглянуться не успела, как зима катит в глаза». И придет к тебе «зима», и он…
– Да-да – выебет и выкинет… Простите за выражение. Но ведь всегда, когда вступаешь в новые отношения, то какой-то риск!
– Да что это за риск такой?! Кому он нужен?! Мы-то и хотим тебя уберечь от несчастий, которые ты после него не расхлебаешь. Если бы он был порядочный челок, он подождал бы, пока ты школу кончишь. Мы в наше время были порядочнее, мы ждали. Честней мы были.
– Да чем вы были честней? Тем, что мужей своих до брачной ночи голыми не видели? Тем, что не спали с ними? Ну, так половина женщин вашего возраста так и «проспали» со своими мужьями всю жизнь, никогда не узнав настоящей радости, взлета, слияния воедино, так и называя секс – постыдным делом.
– Ну уж вы-то узнаете – сегодня с одним, завтра – с другим…
– Не надо, наверное, со всем городом выспаться, чтобы найти любимого… (Я мысленно загибаю пальцы – сколько у меня уже мужиков было? Их не хватает и на ногах.) Но нельзя же и первого встречного назвать навеки любимым!
– Ну и разговорчики, Наташа! Он, значит, уже и не первый, ты уже ученая. Или это он тебя научил так говорить?
Чему он меня научил? И что вы все со мной, как с парниковым растением! Я люблю его, и все тут. И сейчас хочу любить, а не завтра или когда вы мне предлагаете…
– А как же любовь? А?
– Да что ты понимаешь в любви, соплячка?! На одних эмоциях не проживешь!
Что нужно, чтобы понять любовь? Стать пятидесятилетней, трясущейся теткой?!
– Если бы все рассуждали, как вы, тетя Валечка, то ничего бы в мире не было создано!
– Мать твоя тебе пример. Тоже все кричала – любовь, любовь! Замуж по любви, никакой тебе карьеры. В фельдшерскую школу!
Мне жалко маму.
– Вы же сами оправдываете несостоявшиеся карьеры войной.
– Война – это от нас не зависит. А вот личная жизнь, в которой мы – президенты и генеральные секретари, зависит. Твоя мать могла бы и не рожать тебя, поменьше бы хлопот было и замуж легче с одним ребенком. Знала ведь, что отец твой умирает, но нет, как же – любовь! Ты в любви, мол, зачата была…
Я думаю: как хорошо все-таки, что такая у меня мама! А вот была бы она вроде тетки, так и не родила бы меня. Не было бы меня сейчас.
– Почему вы считаете, что я не хочу, выражаясь по-вашему, стать человеком? И почему вы все его в злодеи записываете? Он ведь не скрывается. И я не говорю, что знания не нужны. Я собираюсь пойти в школу. В училище я не хочу, потому что не собираюсь быть пианисткой…
– Да что тут собираться?! Кто тебя в школу возьмет – такую?!
Я бросаю на стол карты, встаю и ухожу на второй этаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61