ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Дыхание мамы становилось размеренней и глубже, и когда наконец послышался мягкий горловой звук, напоминавший легкий всхрап, я тихонько прополз под одеялом и замер рядом с ней. Стар казалась мне очень крупной, просто огромной самкой, все еще окутанной атмосферой приключений, которые случились с ней по дороге домой. Свернувшись калачиком, я прижался спиной к маминой спине. Тело мое тотчас стало вдвое тяжелей и заскользило вниз, к центру Земли, где лежал похороненным мой геройски погибший отец. Стар вздрогнула во сне и проговорила одно-единственное слово, которое я, на мгновение вынырнув из сна, ухватил и спрятал в ладонях: – Райнхарт…
4
Помню, в детстве и юности, по меньшей мере раз в неделю, лишь только голова моя касалась подушки, я окунался в один и тот же сон. За моей спиной раздается вкрадчивый шорох, я оглядываюсь, вижу свою тень, скользящую прочь по залитой солнцем Вишневой улице, и от удивления шлепаюсь на пятую точку. Моя тень вытягивается над выбеленным солнцем тротуаром, изгибается и быстро ползет за угол. Ужас безнадежной потери на мгновение приковывает меня к теплому асфальту. Найдя в себе силы, я поднимаюсь и бегу за угол, где моя тень плывет над тротуаром, словно некое твердое тело. Когда я бросаюсь вдогонку, тротуар вдруг сам несет меня под уклон, как ледяная горка, а знакомые дома и неосвещенные крылечки тают в жарком мареве.
Эджертон исчез.
По хорошо знакомой дороге я бегу к узкой речонке и арочному деревянному мосту через нее. Тень быстро удаляется. На том берегу, за мостом, линия низкорослых деревьев и кустарника обозначает преддверие густого леса. Беглым взглядом я отмечаю за деревьями высокую остроконечную крышу и разбитые окна верхнего этажа заброшенного дома. Моя тень вползает на арку моста, приваливается спиной к железному поручню и скрещивает ноги. И каким-то непостижимым образом обращает свое лицо ко мне, не поворачивая при этом головы в мою сторону.
Словно оптическая иллюзия, насмехающаяся тень отрывается все дальше от меня с каждым моим шагом. Когда же наконец я ступаю на мост, тень кланяется мне с высоты арки на расстоянии в пятьдесят футов.
– Ты как будто пытаешься поймать меня, – говорит тень.
– Ты нужна мне, – отвечаю я.
– Ну, так иди сюда. – Тень вновь проделывает трюк: отвернулась от меня, не поворачивая головы, и переменила позу.
К тому моменту, когда я добираюсь до верха арки, тень уже внизу. Железные поручни делаются вдруг тонкими и хлипкими, а доски настила начинают прогибаться под моим весом.
Тень хлопает ладонью по поручню:
– Чем дольше ты возишься, тем тоньше становятся перила. Как ириска, которая разжевывается и исчезает.
– Я смогу дойти до того конца?
– Ага, если любишь кататься с горки – пользуйся моментом.
– Мы нужны друг другу, – повторяю я. – Мы с тобой единое целое.
– Ну да, ты – это я, я – это ты, – отвечает тень. – Но лишь в том случае, если оба мы наделены достоинствами, которыми не обладают остальные. К сожалению, достоинства твои – неинтересные.
– Неинтересные?
– Елки-палки, правильно ли я веду себя? Что люди думают обо мне? Почему они не любят меня? – Тень взмахивает руками над головой, словно разгоняя тучу москитов. – А мне плевать, что думают обо мне люди.
– Ты – тень, – говорю я. – Люди о тебе вообще не думают.
– Тогда зачем я тебе нужен? Ответа у меня нет.
– У тебя еще нос не дорос – как минимум еще лет шесть тебя даже по вечерам гулять не отпустят. Когда мы с тобой выкурим первую сигарету? Опрокинем первую рюмочку? Впервые займемся сексом? – Мой двойник с отвращением мотает головой. – Я хочу темноты, я хочу ночи. Я хочу видеть перед собой на тарелке большой стейк и стакан виски рядом. Я хочу держать в руках карты, во рту – сигару и по-взрослому веселиться, а с тобой, малыш, всего это не получишь.
– А без меня ты этого не получишь вообще, – говорю я.
– Ошибаешься. Без тебя я волен делать все, что захочу. Если ты поймаешь меня, мне придется возвращаться, но поймать меня очень, очень трудно, и ты будешь в большой опасности, преследуя меня.
– Какого рода опасность?
– А такого! – Он махнул рукой в сторону леса. Ручейки синего пламени вдруг зазмеились по ветвям Сердце мое схватил ледяной холод, и разум обратился в камень.
5
За четыре года до того, как все это стало вторгаться в мои сны и мучить меня по меньшей мере дважды в месяц, мои тетушки и дядюшки наконец получили подтверждение своих сомнений в том, что Стар способна произвести на свет полноценного ребенка. Надеюсь, они были удовлетворены. Зато я – нет. Я с нетерпением ждал моего третьего дня рождения.
Я припоминаю шарики, качающиеся на бельевых веревках, высокую стремянку между домом и праздничным столом. Я помню, во что был одет. Среди оставшихся после смерти мамы безделушек есть фотография – на ней я в полосатой футболке и новых хлопчатобумажных брючках, подаренных Куинни. Должен сказать, я был ребенком ангельской внешности. Встретил бы я сейчас такого ребенка где-нибудь, непременно вложил бы ему в ладошку доллар – на удачу. То есть себе на удачу, не ему. Но когда я вижу херувимскую мордашку на фотографии, то волей-неволей задумываюсь: что скрывает этот улыбающийся мальчонка?
Иными словами: я задумываюсь, начал ли он ощущать легкое – как от слабых электрических разрядов – нарастающее покалывание, бегущее вверх по рукам к груди. Интересно, пересохло ли у него во рту, начали ли светиться цветные полосы на его рубашке и трепещущие желтые и красные гроздья воздушных шариков. Может даже, этот мальчик-ангелочек в праздничном наряде уже почувствовал, как растет напряжение в самом сердце мира, однако пока он понятия не имеет о страдании, во весь опор летящем к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
4
Помню, в детстве и юности, по меньшей мере раз в неделю, лишь только голова моя касалась подушки, я окунался в один и тот же сон. За моей спиной раздается вкрадчивый шорох, я оглядываюсь, вижу свою тень, скользящую прочь по залитой солнцем Вишневой улице, и от удивления шлепаюсь на пятую точку. Моя тень вытягивается над выбеленным солнцем тротуаром, изгибается и быстро ползет за угол. Ужас безнадежной потери на мгновение приковывает меня к теплому асфальту. Найдя в себе силы, я поднимаюсь и бегу за угол, где моя тень плывет над тротуаром, словно некое твердое тело. Когда я бросаюсь вдогонку, тротуар вдруг сам несет меня под уклон, как ледяная горка, а знакомые дома и неосвещенные крылечки тают в жарком мареве.
Эджертон исчез.
По хорошо знакомой дороге я бегу к узкой речонке и арочному деревянному мосту через нее. Тень быстро удаляется. На том берегу, за мостом, линия низкорослых деревьев и кустарника обозначает преддверие густого леса. Беглым взглядом я отмечаю за деревьями высокую остроконечную крышу и разбитые окна верхнего этажа заброшенного дома. Моя тень вползает на арку моста, приваливается спиной к железному поручню и скрещивает ноги. И каким-то непостижимым образом обращает свое лицо ко мне, не поворачивая при этом головы в мою сторону.
Словно оптическая иллюзия, насмехающаяся тень отрывается все дальше от меня с каждым моим шагом. Когда же наконец я ступаю на мост, тень кланяется мне с высоты арки на расстоянии в пятьдесят футов.
– Ты как будто пытаешься поймать меня, – говорит тень.
– Ты нужна мне, – отвечаю я.
– Ну, так иди сюда. – Тень вновь проделывает трюк: отвернулась от меня, не поворачивая головы, и переменила позу.
К тому моменту, когда я добираюсь до верха арки, тень уже внизу. Железные поручни делаются вдруг тонкими и хлипкими, а доски настила начинают прогибаться под моим весом.
Тень хлопает ладонью по поручню:
– Чем дольше ты возишься, тем тоньше становятся перила. Как ириска, которая разжевывается и исчезает.
– Я смогу дойти до того конца?
– Ага, если любишь кататься с горки – пользуйся моментом.
– Мы нужны друг другу, – повторяю я. – Мы с тобой единое целое.
– Ну да, ты – это я, я – это ты, – отвечает тень. – Но лишь в том случае, если оба мы наделены достоинствами, которыми не обладают остальные. К сожалению, достоинства твои – неинтересные.
– Неинтересные?
– Елки-палки, правильно ли я веду себя? Что люди думают обо мне? Почему они не любят меня? – Тень взмахивает руками над головой, словно разгоняя тучу москитов. – А мне плевать, что думают обо мне люди.
– Ты – тень, – говорю я. – Люди о тебе вообще не думают.
– Тогда зачем я тебе нужен? Ответа у меня нет.
– У тебя еще нос не дорос – как минимум еще лет шесть тебя даже по вечерам гулять не отпустят. Когда мы с тобой выкурим первую сигарету? Опрокинем первую рюмочку? Впервые займемся сексом? – Мой двойник с отвращением мотает головой. – Я хочу темноты, я хочу ночи. Я хочу видеть перед собой на тарелке большой стейк и стакан виски рядом. Я хочу держать в руках карты, во рту – сигару и по-взрослому веселиться, а с тобой, малыш, всего это не получишь.
– А без меня ты этого не получишь вообще, – говорю я.
– Ошибаешься. Без тебя я волен делать все, что захочу. Если ты поймаешь меня, мне придется возвращаться, но поймать меня очень, очень трудно, и ты будешь в большой опасности, преследуя меня.
– Какого рода опасность?
– А такого! – Он махнул рукой в сторону леса. Ручейки синего пламени вдруг зазмеились по ветвям Сердце мое схватил ледяной холод, и разум обратился в камень.
5
За четыре года до того, как все это стало вторгаться в мои сны и мучить меня по меньшей мере дважды в месяц, мои тетушки и дядюшки наконец получили подтверждение своих сомнений в том, что Стар способна произвести на свет полноценного ребенка. Надеюсь, они были удовлетворены. Зато я – нет. Я с нетерпением ждал моего третьего дня рождения.
Я припоминаю шарики, качающиеся на бельевых веревках, высокую стремянку между домом и праздничным столом. Я помню, во что был одет. Среди оставшихся после смерти мамы безделушек есть фотография – на ней я в полосатой футболке и новых хлопчатобумажных брючках, подаренных Куинни. Должен сказать, я был ребенком ангельской внешности. Встретил бы я сейчас такого ребенка где-нибудь, непременно вложил бы ему в ладошку доллар – на удачу. То есть себе на удачу, не ему. Но когда я вижу херувимскую мордашку на фотографии, то волей-неволей задумываюсь: что скрывает этот улыбающийся мальчонка?
Иными словами: я задумываюсь, начал ли он ощущать легкое – как от слабых электрических разрядов – нарастающее покалывание, бегущее вверх по рукам к груди. Интересно, пересохло ли у него во рту, начали ли светиться цветные полосы на его рубашке и трепещущие желтые и красные гроздья воздушных шариков. Может даже, этот мальчик-ангелочек в праздничном наряде уже почувствовал, как растет напряжение в самом сердце мира, однако пока он понятия не имеет о страдании, во весь опор летящем к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194