– Надеюсь, ты знаешь, что такое притча?
– Воскресную школу посещал, – улыбнулся я.
Его улыбка исчезла в тени значимости того, что он собирался сказать:
– Притча – это рассказ, в иносказательной форме содержащий нравоучение либо скрытый смысл. Поначалу и не разглядишь, а он, смысл-то, – есть.
– Некоторые притчи таят в себе не один скрытый смысл, а несколько, – сказал я. – Чем больше думаешь о них, тем более туманными они кажутся.
– Да нет, вы, молодой человек, просто неправильно истолковываете их. Если так думать, то толку от них никакого. У притчи лишь один смысл, однако вся штука в том, что его надо поискать. С рассказами мистера Лавкрафта – то же самое. Они многому могут научить, если в тебе достаточно мужества принять правду.
Такое же упоение я видел на лицах людей, увлеченных умозрительными многоглавыми тайными заговорами, связанными с убийством Кеннеди, ФБР, организованной преступностью, военно-промышленным комплексом и сатанизмом.
– Вон, смотри. – Сойер показал на полку, уставленную экземплярами «Потустороннего». – Эту книгу написал его друг. Мистер Вард сказал, что эта книга заслуживает славы, и он прав. Великая книга. Может даже, моя самая любимая. – Его глаза встретились с моими. – Так ты хочешь сказать, что мистер Вард и Эдвард Райнхарт – одно лицо? Райнхарт – это то, что называется псевдонимом?
Он хотел показать, что знал это слово.
– Так же, как и Чарльз Вард. Нездоровое лицо Сойера помрачнело.
Я пошел вдоль рядов книг и увидел стоящий с краю полки том, показавшийся мне первым изданием «Ужаса в Данвиче». Я вытянул его и увидел надпись карандашом на форзаце: «У. Уилсон Флетчер, военное училище „Фортресс“, Оулсберг, Пенсильвания, 1941 год».
Эрл Сойер вдруг вырос рядом со мной, словно разгневанный джинн, и выхватил у меня из рук книгу.
– Прости, что не предупредил. – Он втолкнул книгу на место. – Мистер Вард велел не прикасаться именно к этой книге. Это что-то вроде святыни.
Сойер прервал мои извинения:
– Знаешь, пойдем-ка отсюда. Зря я тебя привел.

104

Покалывание в ладонях, как уколы иголочек, слишком тонких, чтобы быть видимыми, я ощутил, когда проезжал через южную часть Колледж-парка. Опустив глаза, я увидел, что руль чуть колышется между двумя размытыми пятнами в форме рук.
С заднего сиденья раздался голос:
– Как это ты умудряешься, а?
– Так это ты умудряешься! – закричал я.
– Да ладно, не психуй, – сказал Роберт. – Смотри, все прошло.
Мои отчетливо видимые ладони сжимали рулевое колесо.
– Могу, конечно, объяснить, да ты все равно не поймешь. – Он похлопал меня по плечу. – Чего это тебя занесло в Колледж-парк? Какие новости с фронта Джо Стэд-жерса?
– Ты будто не знаешь.
– За всем уследить я не в состоянии. – Роберт раскинул руки по спинке заднего сиденья. – Выкладывай.
– О Джо Стэджерсе теперь можешь забыть, – махнул рукой я и рассказал, как ходил с Сойером на экскурсию в коттеджи на Бакстон-плейс.
– Это наталкивает меня на одну мысль. Пока держи курс на Эллендейл. Сдается мне, Стюарт Хэтч прячет то, что ищем мы.
Загадку ограниченных возможностей Роберта затмило предположение о том, что Хэтч сам же и стянул свои семейные фотографии.
– Дома его нет, – продолжал Роберт. – У Стюарта сегодня дурные новости. Он и Гринвилл Милтон сейчас потеют на совещании со своим адвокатом.
– Я не собираюсь взламывать его дом.
– А кто этого от тебя требует? Я пойду и открою дверь.
– Ну так ты и без моей помощи можешь рыскать в доме Хэтча, – сказал я.
– Как знать… Может, разведаешь что-нибудь про Лори. Так, а теперь поясни-ка, почему я должен забыть о Джо Стэджерсе.
Я сказал ему, что он все равно не поймет.

105

Одна нога на подъездной дорожке, вторая, согнутая в колене, – на сиденье «монтаньяра»: Поузи Феабразер пристегивала Кобби ремнями безопасности на детском сиденье. Фигура у нее была почти идеальной.
Роберт вздохнул:
– Какая жалость, что Поузи слишком высоконравственна, чтобы крутить роман с любовником своей хозяйки. Сверни налево, к Блюберри.
Угловатый, модернистский дом Стюарта стоял на двух акрах без единого деревца в самом конце первой улицы в отдалении от Голубичной. Проехав мимо него, я остановил машину за углом Ежевичной.
В знойной зеленой пустоте мы с Робертом пересекли лужайку и поднялись по ступеням к серому деревянному настилу.
– Момент, – шепнул Роберт.
Он скользнул через дверь черного хода и, после паузы большей, чем я ожидал, открыл ее.
– Стюарт не включил сигнализацию. Боюсь, выносить здесь больше нечего.
Войдя в кухню, я огляделся:
– Разве только автопогрузчиком.
Газовая плита стояла напротив двенадцатифутовой мраморной барной стойки, протянувшейся до холодильника с двойными дверями и застекленного винного погреба На полках у погреба выстроились полдюжины бутылок скотча и пара бутылок водки «Бельведер», несомненно все еще дожидающихся своей очереди попасть в холодильник.
Перегородка отделяла столовую от того, что люди вроде Стюарта называют «большой комнатой». Мебель, приобретенная в секции «Мебель Скандинавии» местного торгового комплекса, терялась в просторном помещении.
Наверху в спальне хозяина огромный телевизор глядел серым экраном на изножье незаправленной широченной кровати. Рубашки с короткими рукавами и брюки хаки были разбросаны по дивану. Роберт раскрыл дверцы платяного шкафа. Покопавшись в письменном столе, я обнаружил коробки аннулированных чеков, афишки с карибских курортов и две видеокассеты с ярлычками «Лесбийское рабство, США» и «Любовь в оковах».
На прикроватном столике лежала книга «Изощренные тайны полководцев Древнего Китая»;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194