ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Несмотря на многочисленные измены Лори и другие ее «подарки», включая отказ выйти за него замуж, они оставались вместе еще четыре года – до самой его смерти Уэйнрайт переписал завещание: Лори он отписал две картины из своей громадной коллекции произведений искусств – Фрида Калло и Тамара де Лемпика – плюс двести пятьдесят тысяч и проживание в его доме до того момента, как она выйдет замуж. В последнем случае дом переходит к его единственному ребенку – дочери. Дочь же унаследовала большую часть имущества, включая коллекцию, в то время оцененную в пять миллионов долларов.
– Оказывается, в двадцатые годы старина Тедди купил двух Пикассо, Сезанна и Миро, а в пятидесятые куда-то их припрятал. Стоимость его коллекции подскочила до семидесяти – восьмидесяти миллионов. Наверняка Лори до сих пор клянет себя за то, что не вышла за престарелого дружка. Она было сунулась на работу в «Крон», где хотела устроиться в отделе местных новостей, но – хлоп! – нет опыта работы. Ни журналистского стажа, ни диплома – ничего. Она устроилась ассистентом видеорежиссера – девочкой на побегушках. Через год, когда я с ней познакомился, она была агентом по связям с общественностью. Лори вела себя так, будто влюбилась в меня, а вот мне и притворяться не надо было. И все было б хорошо у нас, да только выяснилось, что она не та, за кого себя выдает.
– Как скоро после свадьбы вы наняли частного детектива?
– Детектива я нанял, как только обратил на Лори внимание. И ничего ей не говорил до начала медового месяца. Бунгало на шикарном курорте на Карибском побережье. Шампанское на балконе. Лунная дорожка на волнах. «Послушай-ка, – сказал я ей, – одну потрясающую историю». Плакала она искренне. Удивительная женщина.
– Она подарила вам сына и наследника.
– Кобби вырастет отличным парнем, – Хэтч улыбнулся, – после того, как я выбью у него из головы этот музыкальный вздор и привью ему любовь к спорту.
– И ваш сын – это единственное, что удерживает вас от развода с Лори?
Улыбка Хэтча растаяла:
– Похоже, она все-таки выболтала вам семейные финансовые расклады. Что же, интересно, она вам наплела?
Я рассказал, ему то, что удалось припомнить.
– Все не так уж плохо, – сказал Хэтч. – К тридцати пяти годам Кобби получит большую сумму. Я хочу быть уверенным в том, что он будет знать, как с ней обращаться. – Б глазах его сверкнули лукавые искорки. – А вы в курсе, почему мой отец вписал положение об уголовных обвинениях?
– Лори что-то упомянула о его брате.
– Брат здесь совершенно ни при чем – Искорки в глазах Стюарта не исчезли. Я понял, что он пытается очаровать меня. – Вы какого года рождения?
– Пятьдесят восьмого.
– Вы тогда были еще ребенком, а мне в шестьдесят восьмом уже исполнилось восемнадцать. – Он рассмеялся. – Выпускной курс Академии Эджертона, волосы до плеч. Я запирал дверь своей комнаты и врубал стерео на всю катушку – чтобы не слышать, как папаша выговаривает мне. «Стоунз», «Дорз», «Айрон баттерфляй», «Крим», Пол Баттерфилд. Я был ритм-гитаристом в группе «Дельта Мад». Нетрудно представить, как мы были ужасны.
– Блюз белых мальчиков.
– Блюз белых выпускников. Блюз белых среднезападных выпускников. – Он грубовато-шутливо хлопнул меня по предплечью. – Господи, какие ж мы были балбесы! По дороге в школу курили марихуану. Кайфовали с вечера четверга до утра понедельника. У нас в группе был музыкант от Бога – как же он играл блюз! Потрясающий парень, волшебник! Мы обычно выступали перед «элитными» альбертовскими студентами – сынками из состоятельных семей, которым было все до фени, кроме устойчивого ритма, а он… Это было словно слушать, как играет на гитаре Господь Бог. Вы, кстати, может, и слышали о нем. Гоут Гридвелл?
В семидесятые и в начале восьмидесятых были проданы миллионы пластинок с записями концертов с участием потрясающего гитариста Гридвелла. Всякий раз, когда мне вдруг приходилось слышать его, меня поражала мысль о том, насколько же он был лучше, чем большинство гитаристов, игравших такую музыку. Я припомнил, как, разглядывая обложку журнала «Роллинг Стоун», обратил внимание на его желто-золотистые волосы и зеленые глаза и подумал, что никогда прежде не видел такого ангелоподобного и одновременно порочного лица.
– На последнем курсе его выгнали из академии, и он рванул в Сан-Франциско. Я поинтересовался у Лори, слышала ли она когда-нибудь, как играл Гридвелл, но она и понятия о нем не имела. Для Лори любая музыка одинакова – всего лишь набор звуков. В конце концов Гридвелл стал слишком богатым и слишком знаменитым и – банальная история – спился, бедолага. Сейчас он живет в Эджертоне. Гол как сокол Время от времени подбрасываю ему десятку-другую, но даже теперь он от меня нос воротит и смотрит свысока.
«Будь я Гридвеллом, – мелькнула мысль, – я бы так же на тебя смотрел».
– В общем, как-то раз после обеда я забыл запереть дверь своей комнаты. Сижу на полу дымлю травкой, динамики разрываются от «Jumpin' Jack Flash». Бэмс! Заявляется папаша. Кобден в ярости. Он позволяет мне ходить в школу только при условии, если я постригусь, а еще, сказал он, если у меня будут хоть какие-то проблемы с законом, я не получу по наследству ни пенни.
– Вас беспокоит процесс в Кентукки?
– Да ничего там серьезного. Через неделю уляжется и забудется. А вот это может вас заинтересовать. Вчера днем моя жена позвонила юристу, занимающемуся вопросами опеки и доверительной собственности, Паркеру Гиллеспи. Он сын Чарльза Гиллеспи, учредившего опеку. Семьдесят три года, преданный, как питбуль. Лори никогда прежде даже не интересовалась им, а тут вдруг решила заняться самообразованием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
– Оказывается, в двадцатые годы старина Тедди купил двух Пикассо, Сезанна и Миро, а в пятидесятые куда-то их припрятал. Стоимость его коллекции подскочила до семидесяти – восьмидесяти миллионов. Наверняка Лори до сих пор клянет себя за то, что не вышла за престарелого дружка. Она было сунулась на работу в «Крон», где хотела устроиться в отделе местных новостей, но – хлоп! – нет опыта работы. Ни журналистского стажа, ни диплома – ничего. Она устроилась ассистентом видеорежиссера – девочкой на побегушках. Через год, когда я с ней познакомился, она была агентом по связям с общественностью. Лори вела себя так, будто влюбилась в меня, а вот мне и притворяться не надо было. И все было б хорошо у нас, да только выяснилось, что она не та, за кого себя выдает.
– Как скоро после свадьбы вы наняли частного детектива?
– Детектива я нанял, как только обратил на Лори внимание. И ничего ей не говорил до начала медового месяца. Бунгало на шикарном курорте на Карибском побережье. Шампанское на балконе. Лунная дорожка на волнах. «Послушай-ка, – сказал я ей, – одну потрясающую историю». Плакала она искренне. Удивительная женщина.
– Она подарила вам сына и наследника.
– Кобби вырастет отличным парнем, – Хэтч улыбнулся, – после того, как я выбью у него из головы этот музыкальный вздор и привью ему любовь к спорту.
– И ваш сын – это единственное, что удерживает вас от развода с Лори?
Улыбка Хэтча растаяла:
– Похоже, она все-таки выболтала вам семейные финансовые расклады. Что же, интересно, она вам наплела?
Я рассказал, ему то, что удалось припомнить.
– Все не так уж плохо, – сказал Хэтч. – К тридцати пяти годам Кобби получит большую сумму. Я хочу быть уверенным в том, что он будет знать, как с ней обращаться. – Б глазах его сверкнули лукавые искорки. – А вы в курсе, почему мой отец вписал положение об уголовных обвинениях?
– Лори что-то упомянула о его брате.
– Брат здесь совершенно ни при чем – Искорки в глазах Стюарта не исчезли. Я понял, что он пытается очаровать меня. – Вы какого года рождения?
– Пятьдесят восьмого.
– Вы тогда были еще ребенком, а мне в шестьдесят восьмом уже исполнилось восемнадцать. – Он рассмеялся. – Выпускной курс Академии Эджертона, волосы до плеч. Я запирал дверь своей комнаты и врубал стерео на всю катушку – чтобы не слышать, как папаша выговаривает мне. «Стоунз», «Дорз», «Айрон баттерфляй», «Крим», Пол Баттерфилд. Я был ритм-гитаристом в группе «Дельта Мад». Нетрудно представить, как мы были ужасны.
– Блюз белых мальчиков.
– Блюз белых выпускников. Блюз белых среднезападных выпускников. – Он грубовато-шутливо хлопнул меня по предплечью. – Господи, какие ж мы были балбесы! По дороге в школу курили марихуану. Кайфовали с вечера четверга до утра понедельника. У нас в группе был музыкант от Бога – как же он играл блюз! Потрясающий парень, волшебник! Мы обычно выступали перед «элитными» альбертовскими студентами – сынками из состоятельных семей, которым было все до фени, кроме устойчивого ритма, а он… Это было словно слушать, как играет на гитаре Господь Бог. Вы, кстати, может, и слышали о нем. Гоут Гридвелл?
В семидесятые и в начале восьмидесятых были проданы миллионы пластинок с записями концертов с участием потрясающего гитариста Гридвелла. Всякий раз, когда мне вдруг приходилось слышать его, меня поражала мысль о том, насколько же он был лучше, чем большинство гитаристов, игравших такую музыку. Я припомнил, как, разглядывая обложку журнала «Роллинг Стоун», обратил внимание на его желто-золотистые волосы и зеленые глаза и подумал, что никогда прежде не видел такого ангелоподобного и одновременно порочного лица.
– На последнем курсе его выгнали из академии, и он рванул в Сан-Франциско. Я поинтересовался у Лори, слышала ли она когда-нибудь, как играл Гридвелл, но она и понятия о нем не имела. Для Лори любая музыка одинакова – всего лишь набор звуков. В конце концов Гридвелл стал слишком богатым и слишком знаменитым и – банальная история – спился, бедолага. Сейчас он живет в Эджертоне. Гол как сокол Время от времени подбрасываю ему десятку-другую, но даже теперь он от меня нос воротит и смотрит свысока.
«Будь я Гридвеллом, – мелькнула мысль, – я бы так же на тебя смотрел».
– В общем, как-то раз после обеда я забыл запереть дверь своей комнаты. Сижу на полу дымлю травкой, динамики разрываются от «Jumpin' Jack Flash». Бэмс! Заявляется папаша. Кобден в ярости. Он позволяет мне ходить в школу только при условии, если я постригусь, а еще, сказал он, если у меня будут хоть какие-то проблемы с законом, я не получу по наследству ни пенни.
– Вас беспокоит процесс в Кентукки?
– Да ничего там серьезного. Через неделю уляжется и забудется. А вот это может вас заинтересовать. Вчера днем моя жена позвонила юристу, занимающемуся вопросами опеки и доверительной собственности, Паркеру Гиллеспи. Он сын Чарльза Гиллеспи, учредившего опеку. Семьдесят три года, преданный, как питбуль. Лори никогда прежде даже не интересовалась им, а тут вдруг решила заняться самообразованием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194