– Окружить себя непроницаемой оградой, – ответил Пирс.
Это была только первая из десятка пресс-конференций, связанных с событиями в Хэмпстеде и ДРК. Пресс-секретарь «Телпро» провел одну, потом вторую, потом третью, потом еще и еще. И на каждой он отрицал то, что именовал «голословным утверждением»; он защищал доклад, сделанный генералом Ходжесом, и обещал дать подробный отчет о событиях. Но фактически он не говорил ничего. Пресс-секретарь Пентагона выступал лишь дважды, но сказал не больше. Родители Гарни Вашингтона, одного из трех погибших молодых людей, провели пресс-конференцию в гостиной собственного дома и обвинили ученых «Телпро» в расизме.
Секретарь Министерства обороны в ответ на вопросы о хэмпстедской трагедии сказал:
– К счастью, мы в состоянии доказать свою полную непричастность к этому.
Ежедневные многолюдные демонстрации перед зданием «Телпро» вынудили нью-йоркскую полицию выставить кордоны перед подъездом к зданию, чтобы не создавать помех движению пешеходов по Пятьдесят девятой Восточной улице. В Сенате был создан специальный подкомитет, который потребовал у «Телпро» грузовики с папками и документами и тут же утонул в них. Бесконечно повторяя одну и ту же историю на протяжении недель, доктора Вайс и Пирс привлекли к себе внимание двух продюсеров. Журнал «Тайм» печатал постоянную колонку «Странные события в округе Патчин». «Ньюсуик» вопрошал: «Что делается в Хэмпстеде?»
«Может ли ДРК создать убийцу?» – интересовался «Ньюсдэй». Как и предсказывал Грем Вильяме, проходящие поезда больше не останавливались на платформах Хэмпстеда, Гринбанка и Хиллхэвена. С тех пор как Пэт Доббин пожалел людей, доведенных до отчаяния настолько, что они толпились на платформах даже по субботам, – стало уже просто некого жалеть. Поезда мчались мимо опустевших станций.
Порой какой-нибудь человек, причем не обязательно один и тот же, появлялся на том месте, откуда он привык уезжать на Центральный вокзал Нью-Йорка. Костюм застегнут кое-как, волосы растрепаны, он сам не в состоянии объяснить, что он, собственно, здесь делает. Этот растерянный человек потирал синяки и ушибы на лице, нащупывал языком выбитый зуб, у него имелись смутные воспоминания о какой-то драке на стоянке автомобилей в Киддитауне (или в баре Норманда, или возле кассы в Гранд-Юнион), но он совершенно не мог припомнить ни из-за чего началась драка, ни как она закончилась. Человек этот бешено носился по станции, он мог спрыгнуть на рельсы и копаться между шпалами, а мог ни с того ни с сего раздеться догола, бессмысленно хохотать или бросить чемодан в окно вокзала… Но, что бы он ни делал, шум, гром, блеск конройского экспресса, пролетающего мимо станции, пугал его до смерти.
Грем Вильяме не предвидел, что полиция штата заблокирует для Хэмпстеда и Патчина все въезды и выезды на шоссе. Но он мог бы предсказать заранее, что результат такой изоляции от штата будет почти незаметен, во всяком случае для самих городов. Жители Хэмпстеда больше не могли уехать в Нью-Йорк на машине, разве что по шоссе № 1 добраться до полицейского поста в дальнем конце Патчина, а там получить разрешение на выезд за границу округа. Но им давно уже не хотелось никуда выезжать – ко времени пресс-конференции Вайса все те, кто хотел уехать, уехали. Те же, кто остался, имели достаточно забот, чтобы еще и посещать Нью-Йоркские магазины.
Даже для самых жестоких и безумных, даже для подростков, находивших дикую радость в разбрызгивании бензина по стенам деревянных домов и швырянии туда горящих спичек, даже для них Хэмпстед превратился в источник всевозможных страхов и угроз. Как будто все они стали и сами тайными «прокаженными», за которыми охотились, чтобы уничтожить их. Жители Хэмпстеда слышали по ночам странные голоса, доносящиеся с чердаков их домов или раздающиеся под окнами спален. Голоса казались почти знакомыми: вот-вот – и ты узнаешь говорящего… Но нет, сознание противилось узнаванию. Даже самые смелые, самые отчаянные тщательно запирали на ночь двери домов, и не только домов, но и спален. Проходя по обсаженным деревьями улицам, люди старались смотреть только прямо перед собой; играя в гольф, молчаливо избегали определенных тропинок, потому что появились места, в которых человек начинал чувствовать себя очень странно, и надо было просто держаться подальше от таких мест.
Все больше и больше дыр появлялось в ткани повседневной жизни, дыр, которые ранее заполняли люди. Арчи Монаген и его солидный партнер Том Флин в последнюю неделю июля перестали приходить в контору. Их секретарши, наоборот, продолжали приходить на работу до тех пор, пока они не отпечатали последний земельный контракт, не сняли копии с последнего завещания, не заполнили последний банковский депозит. После этого они решили посмотреть, что делается в конторах других юридических фирм. В офисе фирмы «Шабин, Шулер, Линк, Фаин и Макфили» секретарши притащили телевизор и целыми днями смотрели мыльные оперы и спортивные соревнования. Время от времени кто-нибудь отправлялся в лавку деликатесов купить что-нибудь вкусное. Шабин и Фаин уехали из города в начале июня, Шулер неделей позже, Линка нашли убитым при так и не выясненных обстоятельствах возле ресторана «Фрамбуаз».
Тело Макфили обнаружили позднее на том же самом месте поля для гольфа, где были найдены тела Арчи Монагена и Тома Флина. Так что неудивительно, что женщины чувствовали себя вместе увереннее и им нравилось проводить время в компании друг друга.
Вокруг дома Крелла на Пур-Фокс-роад начали сохнуть растения. Никто этого не замечал, а потому и не доискивался до причин, но дикие яблони и одуванчики, дикий тмин и полынь начали увядать, морщиться и чернеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78