Мальчик закрыл
глаза и плотно сжал коленки. Его мать выглядела неуверенной в себе,
растерянной и смущенной, а мужчины заталкивали ее в машину. Но Джек знал,
что это происходило не на самом деле: это были воспоминания - часть одного
из снов - и это происходило не с матерью, а с ним самим.
Когда раздвижные двери лифта сомкнулись за его спиной, он взглянул на
свое отражение в запыленном зеркале. Эта сцена семилетней давности вновь
овладела его сознанием, и он увидел желтые глаза одного из мужчин,
почувствовал на себе руку другого, тяжелую и бездушную...
Это невозможно - сон наяву! Он не видит глаза мужчин, меняющиеся от
голубого к желтому; его мать красива и добра к нему; бояться нечего; никто
не умирает; и только чайка представляет опасность для моллюска. Джек
закрыл глаза, и лифт начал подниматься.
Эта штука из песка смеялась над ним.
Двери лифта раскрылись, и Джек вышел. Он миновал закрытые шахты
других лифтов, повернул налево и помчался по коридору к своей комнате.
Здесь его бег выглядел менее неуместно. Они занимали номера 407 и 408 -
две спальни, маленькую кухню и гостиную с видом на океан. Его мать
раздобыла где-то цветы, расставила их в вазы, рядом поставила маленькие
фотографии в рамочках.
Джек в пять лет, Джек в одиннадцать лет, Джек, еще младенец, на руках
у отца. Его отец, Филипп Сойер, за рулем старой развалюхи, вместе с
Морганом Слоутом едущий в Калифорнию. В те времена они были настолько
бедны, что часто ночевали в машине.
Джек распахнул дверь гостиной в номере 408 и позвал: "Мама! Мамочка!"
Его встретили цветы и улыбающиеся фотографии, но ответа не
последовало. "МАМА!" Сзади захлопнулась дверь. Джек почувствовал холодок
внизу живота. Он выскочил из гостиной в большую спальню справа. "МАМ!"
Другая ваза с высокими яркими цветами. Пустая постель выглядела, как
насмешка. На столике батарея пузырьков и бутылочек с витаминами и всякой
всячиной. Джек обернулся. В окне спальни мелькали какие-то тени.
Двое мужчин из автомобиля - ни их самих, ни машину Джек описать бы не
смог, - и они тащат его мать...
- Мама, - заорал он.
- Я тебя слышу, сынок, - донесся до него из двери ванной голос
матери. - Что стряслось?
- Ох, - выдохнул он, и почувствовал, как все тело расслабляется. -
Ох, извини! Я не мог понять, где ты...
- Принимаю ванну, - рассмеялась она. - Готовлюсь к ужину. Надеюсь,
возражений нет?
Джек понял, что ему незачем идти в ванную. Он упал в одно из
расшатанных кресел и с облегчением смежил веки.
С ней все в порядке.
"ПОКА все в порядке", - прошептал приглушенный голос, и он вновь
увидел воронку в песке.

В семи или в восьми милях по прибрежному шоссе, как раз около
универсального магазина Хэмптони, они нашли ресторанчик под названием
"Царство омаров". У Джека осталось сумбурное впечатление от прошедшего дня
- он уже начал забывать о случившемся. События на пляже оставили лишь
слабый отпечаток в его памяти. Официант в красном пиджаке с желтой
эмблемой на спине, изображающей омара, проводил их к столику у длинного
узкого окна.
- Мадам желает выпить? - У официанта было каменное выражение лица
уроженца Новой Англии, и Джек, взглянув на свой спортивный костюм и
отлично сшитое выходное платье матери (от Хальсона) сквозь призму этих
водянисто-голубых глаз, почувствовал, как в нем закипает бешенство. "Мама,
если ты на самом деле не больна, какого дьявола мы здесь делаем? Это же
кошмарное место! Этою безумие! О, Боже!"
- Принесите мне бокал неразбавленного мартини, - сказала она.
Официант приподнял брови.
- Мадам?
- Лед в стакане. Маслина во льду. Охлажденный джин поверх маслины.
Итак, вы можете это подать?
"Мамочка. Боже мой, разве ты не видишь его глаза? Ты кажешься себе
очаровательной, а ему кажется, что ты насмехаешься над ним! Разве ты не
видишь его глаза?"
Нет. Она ничего не видела. И эта ненаблюдательность у нее, которая
так обостренно чувствовала людей, легла еще одним камнем на сердце Джека.
Мать уходила... во всех отношениях.
- Да, мадам.
- Потом, - продолжала она, - вы берете бутылку вермута - любой марки
- и наклоняете ее над стаканом. Потом ставите бутылку на полку и приносите
стакан мне. Понятно?
- Да, мадам. - Водянисто-холодные ново-английские глаза остановились
на его матери, неспособные, казалось, к каким-либо проявлениям чувств. "Мы
одиноки здесь", - подумал Джек, впервые до конца осознав это. _Б_о_ж_е_,
именно _м_ы_.
- Молодой человек?
- Я бы выпил колы, - грустно ответил Джек.
Официант ушел. Лили достала из сумочки пачку сигарет фирмы "Герберт
Тэрритун" (с детства, помнил Джек, она просила: "Достань мне мою Тэрритун
с полки, сынок"), и закурила, выпустив одновременно три струйки дыма.
Еще один камень на его сердце. Два года назад его мать вдруг бросила
курить. Джек с недоверием воспринял это: она курила всегда и скоро закурит
снова. Но нет... Это произошло лишь три месяца назад в нью-йоркском отеле
"Карлтон".
- Ты снова куришь, мама? - спросил он.
- Да, я курю капустные листья, - пошутила она.
- Мне бы этого не хотелось.
- Почему бы тебе не включить телевизор? - перебила она с
несвойственной ей поспешностью; губы матери были плотно сжаты. - Может
быть, как раз показывают кого-нибудь из этих дерьмовых проповедников. Сядь
и смотри, и чувствуй себя их братом во Христе.
- Извини, - выдавил он с трудом.
Тогда это был всего лишь Карлтон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22