Об этом просто не принято говорить, это вежливо замалчивают, дабы не обижать высокопоставленных лиц богатого африканского королевства. Ее заинтересовало, многие ли мужчины в Европе, будь у них такая же возможность и молчаливое благословение общества, отказались бы от подобной свободы сексуального разнообразия.
— Ты хорошо выспалась?
Нервный смешок застрял у нее в горле.
— Тебе ли не знать этого? Ведь ты подсыпал мне снотворное.
— Тебе было очень плохо. Невыносимо было видеть, как ты страдаешь, — посочувствовал Джамал. — Сонное зелье позволило тебе отдохнуть.
Ее вдруг охватила невыносимая печаль. Она обессиленно опустилась на бортик фонтана и окунула пальцы в воду.
— А как ты ответишь на обвинение в похищении и насильственном удержании в плену?
— Ты мне не оставила иного выбора.
Мари глубоко вздохнула и внимательно посмотрела на него, не в силах отделаться от ощущения, что сегодня, одетый в превосходно скроенный европейский серый костюм, он кажется ей мучительно близким человеком. Внешне не лишенный западной утонченности, но оставшийся по воспитанию больше сыном Африки, он и не думал извиняться за свои поступки.
— Ты же знаешь, что эта увертка тебе не поможет, — прошептала Мари.
Она догадывалась, что женщины все ему прощают, стоит Джамалу лишь улыбнуться, и не сомневалась, что еще ни одна представительница слабого пола не припирала его к стенке. Баньяни ползала у его ног как побитая собака, не в состоянии держаться с ним на равных.
Дух свободы, независимость… Уж не это ли влечет Джамала к женщине не его круга… к ней? В Королевстве Нботу даже мужчины боялись принца, который в один прекрасный день станет их неограниченным правителем.
— Неужели ты и в самом деле намерен держать меня взаперти?
— Необязательно взаперти. Дай мне слово, что не попытаешься сбежать, и будешь свободна как птица.
— Тут что-то не сходится. — Она встретилась взглядом с его опаляющими золотистыми глазами, и у нее перехватило дыхание. Почему я говорю с ним так спокойно, а не ору на него во все горло? Испытываемая ею душевная боль стала невыносимой и поглотила ее ярость. Хуже того, предательская часть ее «я» с жадностью впитывала каждое мгновение, проведенное в его компании. Она понимала это, и собственная раздвоенность наполнила ее мучительно-сладким стыдом.
— Же те ве, — сказал он пять лет назад. — Я хочу тебя. Тю эз а муа, — промурлыкал он, как вкрадчивая кошка. — Ты — моя.
Искушение — греховное, сладостное, душепожираюшее…
— Как ты смеешь ограничивать мою свободу? Ты же образованный человек, — пробормотала Мари.
— Только внешне. Не льсти мне, — неожиданно резко возразил Джамал. — Я знаю, что ты думаешь обо мне. За последние два десятилетия мой отец разрешил тысячам мужчин из нашей страны учиться в европейских и американских университетах. И сделал это только потому, что ему стало ясно: Нботу окажется полностью зависимым от иностранной рабочей силы, если не побудить нашу молодежь получить хорошее образование за границей. Но мне король не позволил подобной роскоши. Я прекрасно понимаю, что чтение книг и короткая учеба в Париже еще не сделали из меня по-настоящему образованного человека. Особенно в твоих глазах — женщины с научными достижениями.
Под сводами дворца — она это ясно ощущала — пульсировало напряжение, придававшее дополнительную силу его вызывающему взгляду. Его отличали вспыльчивый характер, бесстыжая чувственность, но в этом могучем мужчине, несомненно, таилась сильная воля. Она обратила внимание на ту скромность, с которой он оценивал себя и свои знания, свою образованность и культуру. Право, стоило бы придушить упрямого старика — его отца, отказавшего сыну в том, что он дал своим подданным.
— Джамал, всякий, кто увидит, чего ты сумел добиться здесь, в Королевстве Нботу, за последние годы, назовет тебя вполне образованным человеком…
— Я прибег к помощи опытных советников из всех слоев нашего общества. Я не терплю семейственности, ибо проклятием многих стран Африки стало вхождение во власть бездарей. Я добиваюсь либерализации нашей культуры на благо нашего народа… Но я догадываюсь, о чем ты сейчас подумала. — Джамал оценивающе посмотрел на нее. — Ты думаешь, чего стоят мои рассуждения о либерализации, если при этом я могу похитить женщину.
— Я знаю, что похищение женщин — это одна из традиций ваших племен, — ледяным голосом проронила Мари. — Но…
На его чувственных губах вновь заиграла улыбка.
— Это не считается преступлением, если с женщиной обращаются с должным уважением, — поспешно прервал он ее.
Мари наклонила голову, чтобы он не заметил, как ей хочется расхохотаться. Когда требовалось, Джамал становился изобретательным и мог ловко повернуть разговор в нужное русло. Ее признание вековой традиции похищения женщин порадовало его, ибо вполне оправдывало собственное поведение принца.
— И свадьба, естественно, должна быть отпразднована в самом скором времени, — сказал Джамал. — Так положено.
Мари подняла голову, и в ее зеленых глазах промелькнуло изумление. В разговоре возникла напряженная пауза. Не выдержав долгого молчания, Джамал что-то пробормотал на своем языке, а потом опять перешел на французский. Его красивое лицо выражало недоумение.
— Уж не подумала ли ты, что я оскорблю тебя и не предложу замужество? Накануне мы поспорили… Именно поэтому ты и запаниковала? — спросил он, схватил ее за руки и заставил подняться. — Я привез тебя сюда, чтобы ты стала моей женой!
— Второй женой? — С гневом взглянув на нет, Мари высвободила свои руки и выбежала из дворика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52