– Вспомни о почтении, с каким следует обращаться к госпоже, а не то мне придется снова вернуть тебе твой голый хвост и скормить тебя на ужин моему коту!
Мужчина покосился на кота, крайне недовольного утратой деликатеса. Кошачья морда с наглыми желтыми глазищами не обещала ему ничего хорошего.
– Прошу прощения, госпожа…
– Михар.
– …госпожа Михар… Если это ты спасла меня от чудовища… – начал мужчина, но Михар перебила его:
– Спас тебя, по всему видно, мой Фипон, но вот заклятье с тебя сняла именно я. Поэтому учти: любое неповиновение – и я запросто превращу тебя в навозного червя, и ты сдохнешь с голоду, прежде чем доползешь до ближайшей кучки навоза в этих диких горах.
Поскольку возразить несчастному было решительно нечего, Михар снова приступила к допросу:
– Как твое имя, и что ты делаешь в горах?
– Меня зовут Бриан, – запинаясь, произнес мужчина. – Родом я из Немедии, а последние три года был наемником в Офире, в гарнизоне на золоторудном прииске. Мы сопровождали в Замору одну девицу, – Бриан замолчал. Его снова охватила дрожь, когда он вспомнил все, что с ним случилось. Михар сделала вид, что терпеливо ждет продолжения. А на самом деле ее просто сжигал огонь нетерпения. Она повернулась к Фипону и ласково заговорила с ним:
– Что загрустил, милый? Кушать хочешь, маленький? Подожди, я чувствую, что голодать тебе недолго.
– О, г-госпож-жа!.. Митрой клянусь, я все расскажу! – завопил Бриан, бросаясь на колени перед Михар.
Немного полюбовавшись позой распростертого у ее ног мужчины, она снисходительно заметила:
– Жду с нетерпением! И Фипон тоже.
– Да… Да, госпожа Михар! – Бриан затараторил, уткнувшись лицом в пол. – Мы ехали уже несколько дней, и мне наконец все надоело…
Он взахлеб рассказывал о своем приключении, а Михар молча слушала, поглаживала кота и чувствовала, как поднимается в ней предчувствие близкого ее торжества.

* * *

Карела подбросила в костер еще немного из принесенного Табасхом хвороста и снова уставилась на проем в скале, который уже не был таким темным: снаружи давно занялся рассвет.
Эльрис крепко спал на войлоке. Карела не пожалела своих холеных ручек, отмывая его тело от крови чистой родниковой водой, которую Табасх принес в кожаном мешке.
Кудрявые пепельные волосы офирца уже просохли и распушились. Разглядывая раненого, Карела невольно подумала о том, что в такие роскошные шелковистые пряди очень приятно было бы запустить пальцы. Но она прогнала прочь эти мысли. А то так всегда бывает: сначала кудри приглянулись, потом плечи широкие понравились, затем внимание переключится на что-нибудь еще, и… пошло-поехало. Глядишь, а слово-то, самой себе данное, позабыто.
Спящий выглядел совершенно безмятежным, словно и не было на его груди глубокой раны. Казалось, что она совсем не беспокоит его, лишь иногда смутная тень пробегала по точеному породистому лицу молодого воина, словно виделся ему в эту минуту гадкий сон.
В грот вошел Табасх, как всегда, совершенно бесшумно. Карела в который раз уже оглядела его мягкие сапоги странного фасона и подивилась его неслышной походка.
– Он еще не просыпался? – удивился Табасх. – В таком случае, он еще крепче, чем мне показалось. Боль должна была уже разбудить его..
Уверенность, с которой говорил темноглазый юноша, не могла не вызвать изумления Карелы. Таких юных лекарей она никогда в жизни не видела. Она и вообще-то видела всего двух врачей, и оба были старыми высохшими рыбинами, к тому же, скорее всего, шарлатанами.
А Табасх был полон сил и обаяния. Кровь, казалось, так и кипит в его жилах. Мускулы, которых не скрывала легкая одежда паренька, так и поигрывали при каждом его движении. Он часто улыбался и был совершенно не похож ни на солдат, которых кроме жратвы, вина и женщин, ничего не интересовало, ни на совершающего паломничество жреца, сурового отшельника, покорного божественным канонам. Весь он был какой-то не такой. Не видела Карела ни на одном мужском лице такой мягкой, чуть виноватой улыбки. Мужчины умели, в лучшем случае, ухмыляться да скалиться, ну или еще гоготать над плоской шуточкой. По крайней мере, те мужчины, которых знала Карела. А она видела их в своей жизни ровно столько, сколько нужно, чтобы сделать некоторые обобщения.
Нет, конечно, мягкость и улыбчивость, более свойственные женственности, Карела никогда не относила к качествам, необходимым мужчине. Но Табасха нельзя было назвать излишне женственным. Одному негодяю он сломал шею, а другого довел до обморока. А после…
Карела не хотела думать о том, что было после. Она была тогда настолько взвинчена, что со страху ей могло привидеться что-нибудь похуже лохматой пучеглазой твари.. Карела настолько стыдилась признаться в своем испуге, что не стала расспрашивать Табасха о лохматом уроде Она была уверена, что только с большого перепугу можно было спутать темноволосого юношу, чья внешность слегка напоминала о его стигийском происхождении, с мохнатым чудищем. А кому же приятно признаваться в собственном страхе?
Но вот крысьи. Допустим, крысы тоже были из области полуобморочных видений, но ведь одну из них Карела собственной рукой держала за хвост!
Несомненно, это магия, и ничто другое. Все спокойно обдумав, Карела пришла к выводу, что только этим можно было объяснить необычность Табасха.
Тогда Карела впервые в жизни видела живого чародея. Это было удивительно, но она не испытывала перед ним ни малейшего страха. Он не только спас ее. Он сам, не дожидаясь просьб, помог ей промыть рану Эльриса и привести офирца в порядок, он носил хворост и воду, и ни о чем ее не спрашивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86