Вернее сказать, со знаковой системой общения, складывающейся в нашем социуме. Но необходимо подчеркнуть: речь идет совсем не о том, что с помощью слова можно выразить существо всех тех требований, которые предъявляются человеку. Ведь если содержание отдельной моральной нормы и можно фиксировать в слове, то содержание нравственного закона в принципе не поддается никакой вербальной формализации. При всем том, что интуитивное представление о нравственности есть у каждого, оно вообще неизречимо. Впрочем, справедливо утверждать и другое: точное ее определение требует полного погружения в широкий контекст всей человеческой культуры. В общем, как бы то ни было, формирование нравственного чувства абсолютно немыслимо вне знакового общения. Творчество же тем более исключено там, где нет никаких знаковых систем. Поэтому рано или поздно любой анализ приведет нас к слову, к попытке ответить на вопрос о том, почему оно оказывается-таки в состоянии выразить неизречимое.
Так не лучше ли сразу начать именно с него?
Человек немыслим вне общения, вне постоянного обмена с другими всем тем, что занимает его душу. Но вот проблема: содержание того, что, собственно, и составляет предмет любого информационного обмена, идеально, другими словами, оно представляет собой род совершенной потусторонности, некоего абсолютного зазеркалья по отношению ко всему материальному. Но если сам человек создан из плоти и крови, то рождаемое в сознании одного, не может быть интроецировано, или, говоря по-простому, вложено в сознание никого другого без помощи опосредующего начала, в котором идеальное каким-то таинственным образом трансформируется в нечто осязаемое, поддающееся фиксации и измерению. Как известно, этим началом является знак. Именно материальная плоть знака, вещественное облачение того, что окутывает его не всегда уловимое нами значение, делает возможным любое общение людей. Ведь даже самый факт того, что, трансцендентная всему материальному, чья-то душа пытается обратиться к нам, становится явственным единственно благодаря ему. Между тем, если разделяющая людей дистанция не заполняется ничем физическим, невозможен решительно никакой обмен, ибо не существует в нашем мире более строгого изолята, нежели не занятая ничем вещественным абсолютная пустота.
Для того чтобы быть воспринятым кем-то другим, пульсация всего бесплотного в нас (чистая идея, образ, чувство) должна быть переведена на язык структурированного движения материального тела, особым образом построенной пластики. Но не будем пытаться ответить на вопрос о том, как именно осуществляется эта мистическая трансмутация идеального в материальное: по-видимому, здесь тайна, разгадывать которую (если она вообще поддается окончательной разгадке) человеку суждено еще не одно столетие. Попробуем подойти к ней, как к какому-то "черному ящику", который имеет свой "вход", свой "выход", и ограничимся ими, а тем, что вершится внутри его, пусть занимаются другие, кто чувствует в себе большие силы.
Говорят, что жесткой и однозначной связи между "входом" и "выходом", которые составляют предмет нашего анализа, не существует. Собственно, нет даже ясности в том, что именно нужно считать здесь "входом", а что – "выходом". Ведь если первым понятием обозначить (лишенное материальности) нечто, рожденное в сознании одного, противопоставлением ему станет то, что способно воздействовать на органы чувств кого-то другого. В то же время для любого, кто воспринимает знаковый посыл, "входом" становится именно восприятие, "выходом" же – воссоздаваемый образ, который снова освобождается от всех признаков физического и становится трансцендентным всему материальному миру. Впрочем, не будем гнаться за безупречностью определений, ибо интуитивно ясно, о чем именно идет речь.
Существенным здесь является то, что подлинное содержание идеального образа не изоморфно тому, что, собственно, и способно воздействовать на органы наших чувств, проще говоря, не имеет ничего общего со структурой вещественной оболочки знака. Это очень важное обстоятельство, ибо из него со всей обязательностью закона следует, что индивидуальные особенности строения этой оболочки никоим образом не позволяют судить о скрываемом ими значении; тело знака и его смысл представляют собой принципиально несводимые друг к другу стихии.
Вообще говоря, значение и смысл – это не совсем одно и то же. В литературе, посвященной знаку и его значению, выделяется несколько разных, но вместе с тем взаимодополняющих концепций последнего, например, предметная, смысловая, бихевиористская (поведенческая). Существо первой заключается в том, что значением предстают предметы (явления, процессы) окружающего нас мира, которые знак призван обозначать. Весьма рациональный и интуитивно ясный, этот взгляд на вещи тем не менее обладает большим недостатком, ибо далеко не все, что имеет свое обозначение, является предметом. Например, мы не можем указать пальцем на такие абстрактные начала, как уже затронутые здесь совесть, любовь, нравственность. Предметы подобного рода, несмотря на то, что в их реальности может сомневаться лишь извращенное сознание, тем не менее не существуют в природе. Не имеют своего предмета и такие измлада известные сущности, как Кощей бессмертный и огнедышащий дракон, однако мы довольно живо представляем себе и того и другого и даже можем очень многое поведать о каждом из них. Вместе с тем и Кощей, и дракон – это тоже знаки. Парадокс же в том, что очень часто именно подобные им, не способным указать ни на один из реально существующих в природе предметов, знаки обладают куда более богатым значением, нежели поддающиеся непосредственному указанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59