Казалось бы, он сам желал этого. Перед ним была не славная, симпатичная сестренка старого друга, а страстная, влекущая женщина, чей поцелуй кружил ему голову, как ничей другой. Он вдруг понял, что никогда никого не желал так же горячо, как ее сейчас. Чувства, бушующие в нем, были куда сильнее простого вожделения. Он не понимал еще, что это за чувства, но ощущал их всей душой.
Наконец он нехотя оторвался от ее губ, чтобы перевести дух, и увидел Дану словно впервые.
— Ты такая красивая, — услышал он свой голос сквозь звон в ушах. Он прижал ее к себе. — Чувствуешь, как ты мне нравишься? — Он весь дрожал от нетерпения. — Дана, я хочу тебя.
Больше ждать было невмоготу. Уэйд схватил ее на руки и отнес на кровать.
— Саксон, — выдохнула она.
Она хотела сказать что-то другое, но мысли опять путались. Было сразу страшно и волшебно хорошо; раньше ей не пришло бы в голову, что такое возможно.
Уэйд тесно прижался к ней. Теперь их разделяла только одежда. Мучительно-сладкое чувство охватило ее, вызвав к жизни неистовые, бурные желания, о существовании которых она даже не подозревала.
Он поднял ее футболку и обхватил губами вишнево-красный сосок. Дана застонала и прижала к себе его голову, запустив пальцы в густые волосы. Он принялся теребить чувствительный бугорок кончиком языка, и ее пронзило острое наслаждение. Она забилась под ним, беззвучно моля о большем.
— Одежда, — невразумительно пожаловалась Дана. Зачем она сейчас — чтобы мучить ее, препятствуя соприкосновению кожи с кожей, которого так жаждало ее тело?
Дрожа от волнения, она вытащила рубашку Уэйда из брюк и запустила под нее руки. Это прикосновение словно вдохновило ее. Она чувствовала, как под пальцами круглятся его мускулы, вдыхала пряный мужской аромат. Голова у нее закружилась.
Осмелев, она провела рукой по его животу. Ее пальцы пробрались еще ниже и слегка коснулись чего-то гладкого и пульсирующего. В безотчетном порыве девической робости она отдернула руку.
Уэйд схватил ее за запястье; снедаемый неодолимой страстью, он хотел было вернуть руку туда, откуда она так поспешно ретировалась, и ненароком взглянул Дане в лицо.
То, что он увидел, заставило его разжать пальцы и откатиться в сторону. И проклясть себя! На него смотрела испуганная маленькая девочка. И неудивительно! Навязав ей поцелуй — и пообещав, что он будет единственным, — он почти набросился на нее в ее собственной комнате! Боже, Тим убил бы его за то, что он посмел обойтись с Даной как с доступной девицей. Нечистоплотный, беспринципный эгоист, привыкший общаться с кем попало.
Уэйд мысленно попытался возразить на собственные обвинения, но, к своему ужасу, не нашел для себя никаких оправданий. То, что он сделал, — ужасно.
— Это какой-то бред, Шилли. — Поспешно, чтобы не передумать, Уэйд спустил ноги с кровати. Упершись локтями в колени, он обхватил голову руками. — Я не могу.
Он снова перебрал в памяти все, что произошло. И снова оказался мерзавцем в собственных глазах. Коварным, похотливым мерзавцем. Он был готов сорвать одежду с сестры своего лучшего друга — которая, между прочим, тоже его лучший друг — и овладеть ею прямо здесь, в ее собственной постели! В двух шагах от ее родителей Боба и Мери, которые доверчиво смотрят телевизор.
Он предал их так же, как предал Дану, и Тима, и все семейство Шилли!
— Я чувствую себя подлецом, гадкой крысой, — простонал Уэйд. — Нет, еще подлее, еще ниже. Что на свете противнее крысы?
Дана лежала, отчаянно стараясь осознать то, что между ними произошло. Бешеное желание, неодолимая потребность поцеловать его, коснуться, жаркая страсть, от которой до сих пор горело все тело, — и, наконец, его ужасное бегство.
Она зажмурилась, превозмогая нестерпимую боль. Он просто передумал. Он понял, что она ему не нужна. И если она хочет сохранить хотя бы видимость их былой дружбы и остатки гордости, она должна вести себя как ни в чем не бывало. Будто ей все равно. Будто он волен сейчас уйти и бросить ее вот так.
Способность скрывать свои чувства не раз спасала Дану, отбивая у родичей охоту дразнить, вредничать, читать нотации и приставать с расспросами. Это умение пригодилось ей и сейчас.
— Хм, посмотрим, — заявила Дана почти беззаботно. — Поскольку крыса — теплокровное, змея, безусловно, противнее. А минога, например, располагается ближе к нулевой отметке на шкале эволюции. Что выберем?
— Шилли…
— Хотя зачем останавливаться, когда у нас еще имеется чудесный мир вирусов? — продолжала Дана. — Устроит тебя такое сравнение, Саксон? Ты — болезнетворный вирус?
Уэйд засмеялся.
— Я словно опять на уроке биологии.
— Если память мне не изменяет, ты был не особенно в ней силен. — Дана медленно, как-то даже лениво встала с кровати. — Тим говорил, ты с трудом заработал трояк, потому что не готовился ни к одной контрольной. По-моему, он тайно завидовал твоей наглости.
— Нет, не завидовал. Тим считал, что я чокнутый, раз не думаю о том, с какими результатами закончу школу, и все время уговаривал образумиться. — «А он, между прочим, пропускал мимо ушей искренние увещевания друга, — подумал Уэйд, — упорно, безответственно разгильдяйствовал и вот до чего докатился. Пытался соблазнить родную сестру Тима в их собственном доме!»
Да, приходится признать: даже болезнетворный вирус в сравнении с ним — создание благородное.
Дана стояла перед зеркалом, укрепленным на комоде, и методично изничтожала все следы недавних страстей. Причесалась, напудрилась, намазала губы. Она увидела свой взгляд в зеркале: бесстрастный, безжизненный, под стать запертой на замок душе, отвела глаза и быстро взглянула на Уэйда, который все еще сидел на кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105