– В Библии порою попадают мудрые изречения, – сказал он. – Например, «зуб за зуб, око за око». Я уже все приготовил для тебя и теперь сильно сожалею о том, что моим планам не суждено осуществиться. Но я, по крайней мере, смогу увидеть, как ты покрываешься холодным потом, то, что происходит с тобой сейчас.
Ильич просунул голову в приоткрытую дверь.
– Рейкьявик, – сказал он.
Кенникен раздраженно взмахнул рукой.
– Иду. – Он поднялся. – Подумай об этом – и попотей еще немного.
Я вытянул руку.
– У тебя есть сигарета?
Он остановился на полпути и громко рассмеялся.
– Ну конечно, Алан. Вы, британцы, строго придерживаетесь традиций. Ты несомненно имеешь право на свою традиционную последнюю сигарету. – Он бросил мне портсигар. – Тебе хотелось бы чего-нибудь еще?
– Да, – сказал я. – Мне хотелось бы оказаться на Трафальгарской площади в канун сочельника 2020 года.
– Сожалею, но тут я не могу тебе помочь, – произнес он и покинул комнату.
Я открыл портсигар, сунул в рот сигарету и беспомощно похлопал себя по карманам; затем очень медленно наклонился, чтобы поднять с пола у камина одну из приготовленных там щепок. Я сказал Григорию:
– Я просто собираюсь прикурить сигарету, – и нагнулся вперед к огню, надеясь на то, что он не покинет свой пост у двери.
Я держал щепку в левой руке и, когда нагнулся вперед, постарался сделать это так, чтобы закрыть телом свою правую руку, и, вынимая из огня пылающую щепку, в тот же момент сунул в угли баллончик, после чего сразу вернулся на место. Взмахнув щепкой в воздухе, чтобы отвлечь внимание Григория, я прижал ее кончик к сигарете и, сделав глубокую затяжку, выпустил облачко дыма в направлении своего сторожа. Я намеренно позволил пламени разгореться, чтобы оно добралось до моих пальцев.
– Ах! – воскликнул я и энергично затряс рукой. Все, что угодно, лишь бы не позволить ему смотреть прямо на огонь.
Мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы не бросить туда взгляд самому.
Телефонная трубка с треском опустилась на место и в комнату вернулся Кенникен.
– Дипломаты! – произнес он едким тоном. – Можно подумать, что у меня не хватает собственных проблем. – Он вытянул палец в мою сторону. – Хорошо, поднимайся.
Я показал на сигарету.
– Как насчет вот этого?
– Ты можешь закончить ее на улице. У тебя как раз будет...
Грохот от разорвавшегося в замкнутом пространстве баллончика был оглушающим, и пылающий в камине торф разнесло по всей комнате. Поскольку я ожидал взрыва, то прореагировал на него быстрее, чем остальные. Я проигнорировал кусок тлеющего торфа, ужаливший меня в шею, но Григорий не смог сделать то же самое с угольком, прилипшим к тыльной стороне его руки. Он закричал и уронил пистолет.
Я прыгнул головой вперед через всю комнату, сжал пистолет в руке и прострелил Григорию грудь в двух местах. Затем я повернулся, чтобы разобраться с Кенникеном до того, как он пришел в себя. Он стряхивал со своей куртки огненно-красные кусочки торфа, но, услышав выстрелы, тут же поднял голову. Я поднял пистолет, а он схватил со стола стоявшую там лампу и бросил ее в меня. Я пригнулся, и мой выстрел пришелся мимо, а настольная лампа, пролетев у меня над головой, ударила точно по лицу Ильича, который как раз в тот момент открыл дверь, чтобы посмотреть, что здесь происходит.
Это избавило меня от необходимости открывать ее самому. Я оттолкнул Ильича в сторону и, ворвавшись в прихожую, обнаружил, что входная дверь открыта. Кенникен изрядно попортил мне нервы, но как бы я ни хотел с ним рассчитаться, сейчас на это не было времени.
Я выскочил из дома и промчался мимо фольксвагена, который лишился всех четырех колес, по пути выстрелив в большого русского и заставив его тем самым спрятать голову за машину. Затем я бросился в темноту, показавшуюся мне не такой темной, как следовало бы, и побежал по пересеченной местности.
Пересеченная местность представляла из себя нагромождения из обломков лавы, покрытые толстым слоем мха и кое-где поросшие карликовыми березами. Максимальная скорость, которую здесь мог развить человек при дневном освещении без риска сломать себе лодыжку, составляла что-то около одной мили в час. Я промчался по ним, не снижая скорости, зная, что если сломаю лодыжку или хотя бы растяну ее, меня легко настигнут и, возможно, пристрелят на месте.
Постепенно удаляясь от берега озера и приближаясь под углом к дороге, я пробежал около двухсот ярдов, прежде чем остановился. Оглянувшись назад, я увидел окна комнаты, в которой меня держали; за стеклами что-то мерцало, и, приглядевшись повнимательнее, я понял, что занавески охвачены пламенем. Раздались отдаленные крики, и кто-то подбежал к окну, но меня, как казалось, никто не преследовал. Никто из них, очевидно, не заметил, в каком направлении я скрылся.
Обзор спереди загораживал гребень, образованный древним лавовым потоком, и я решил, что дорога находится где-то за ним. Я начал карабкаться вверх. До рассвета оставалось совсем немного, и я хотел убраться подальше от этого дома.
Я на животе взобрался на вершину лавового гребня и только после того, как перевалил на другую сторону, поднялся на ноги. В некотором удалении мне удалось разглядеть прямую черную линию, которая могла оказаться только дорогой, и я уже почти до нее добрался, когда кто-то накинул мне на шею удавку и с силой сжал запястье.
– Брось пушку! – раздался хриплый шепот на русском.
Я бросил пистолет, после чего сразу же почувствовал резкий толчок в спину, от которого потерял равновесие и упал. Я посмотрел вверх на яркий луч карманного фонарика, освещающий направленный на меня пистолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92