Но выведи всех из города во что бы то ни стало.
Слушая ровный голос Фавеля, Уайетт начал понимать, что имел в виду Костон. Это был человек, который использовал власть как оружие, который рассматривал народ как политик, то есть видел в нем толпу людей, лишенных индивидуальных различий. Наверное, он и не мог иначе: он должен был проявлять жестокость хирурга, осуществляющего срочную операцию, в которой он ради сохранения жизни организма без колебаний отторгнет часть его плоти.
– Итак, мы выводим их из города. А потом? – спросил Мэннинг.
– Потом мы отдаем город Серрюрье и Рокамбо, – спокойно сказал Фавель. – В первый раз в истории человечества ураган будет использован в качестве орудия войны.
У Уайетта перехватило дыхание. Он был потрясен до глубины души. Шагнув вперед, он хрипло сказал:
– Вы не можете этого сделать.
– Почему? – Фавель резко обратился к нему. – Я пытался уничтожить этих людей с помощью стали и огня, и была бы моя воля, уничтожил их всех до одного. А они, кстати, стремились убить меня и моих людей. Почему бы мне теперь не отдать их на милость урагану? Бог знает, сколько моих людей погибнет, пока мы будем спасать население Сен-Пьера, а у меня их и так раз в пять меньше, чем у Серрюрье. Так почему бы урагану не возместить мне ущерб?
Голубые глаза Фавеля излучали яростный огонь, и Уайетт дрогнул и отступил. Но напоследок все же сказал:
– Я вас предупредил, чтобы спасти людей, а не губить их. Это не цивилизованно.
– А водородная бомба – это цивилизованно? – отрезал Фавель. – Пораскиньте мозгами, что еще мне остается делать? Сегодня днем после эвакуации мои войска будут полными хозяевами в городе. Разумеется, я не оставлю их в нем. Когда они уйдут, в него вступят правительственные войска, считая, что мы отступаем. Что же еще они могут думать? Я ведь не приглашаю их утонуть в Сен-Пьере, они занимают его на свой страх и риск.
– Как далеко вы отступите? – спросил Уайетт.
– Вы сами начертили эту линию, – сказал Фавель безжалостно. – Мы будем держаться, насколько окажется в наших силах, на отметке восемьдесят футов над уровнем моря.
– Вы могли бы отойти подальше. Они будут преследовать вас, – сказал Уайетт.
Фавель хлопнул ладонью по столу. Хлопок получился резкий, как звук пистолетного выстрела.
– Я не хочу больше сражений. Хватит убивать людей. Пусть этим займется ураган.
– Но это убийство.
– А что такое война, как не убийство? – спросил Фавель и отвернулся от Уайетта. – Довольно. У нас много работы. Чарльз, давайте займемся насущными проблемами. – И он отошел в дальний конец зала:
Костон подошел к ошарашенному Уайетту и положил руку на его плечо.
– Не ломайте себе голову над действиями политических боссов, – посоветовал он. – Это опасно.
– Но это совершенно не то, что я имел в виду, – тихо сказал Уайетт.
– Отто Фриш и Лиз Мейтнер тоже ничего плохого не имели в виду, когда в 1939 году впервые расщепили уран. Костон слегка кивнул в сторону Фавеля. – Если даже вы найдете способ укрощать ураганы, люди именно такого типа будут решать, как их использовать.
– Он мог бы спасти всех, – сказал Уайетт более громким голосом. – В самом деле, мог бы: Если бы он отошел в горы, правительственная армия последовала бы за ним.
– Да, конечно, – согласился Костон.
– Но он этого не собирается делать. Он хочет их пригвоздить в Сен-Пьере.
Костон поскреб голову.
– Это на самом деле не так легко, как кажется. Ведь пока идет эвакуация, ему надо будет отбиваться от Серрюрье и Рокамбо. Затем он должен обеспечить организованный и безопасный отход своих войск. Далее он должен подумать о безопасности своей позиции по всей длине линии восьмидесятифутовой отметки, а это черт знает, какая длина, если учесть, что в его распоряжении всего пять тысяч человек, не считая тех, кто в течение этой операции погибнет. И, наконец, чтобы устоять против ветра, его армия должна врыться в землю. – Он с сомнением покачал головой. – В целом, чрезвычайно сложная и непредсказуемая операция.
Уайетт бросил взгляд на Фавеля.
– Я думаю, что он также одержим властью, как и Серрюрье, – сказал он.
– Послушайте, любезный. Начните думать как следует, – сказал Костон. – Он делает то, что он должен делать в сложившихся обстоятельствах. Он начал дело для того, чтобы его закончить, и в ситуации, в которой он очутился сейчас, он готов использовать любое подвернувшееся ему оружие, в том числе ураган. – Костон задумался. – Может, он, в конце концов, не так плох, как я думал. Когда он сказал, что не хочет больше сражений, я думаю, он был искренен.
– Может, и не хочет, – сказал Уайетт, – при условии, что он в выигрыше.
Костон заулыбался.
– Вот, – вы начинаете учиться смотреть на факты жизни с точки зрения политики. Черт возьми, насколько же многие из вас, ученых, наивны.
Уайетт проговорил с отчаянием в голосе:
– Когда-то я хотел заниматься атомной физикой, но мне не понравилось, что из нее в конечном счете получается. Теперь я вижу, что все равно пришел к этому.
– Нельзя жить в башне из слоновой кости, – наставительно сказал Костон. – От внешнего мира не убежишь.
– Наверное, нет, – согласился Уайетт, хмурясь. – Ладно, надо предпринять что-то в отношении Джули и Росторна.
– Что же вы думаете предпринять? – настороженно спросил Костон.
– Но что-то же надо делать, – рассердился Уайетт. – Мне нужна машина и сопровождающий, хотя бы на часть пути.
– Вы, случайно, не собираетесь отправиться в расположение армии Рокамбо, а? – спросил Костон в замешательстве.
– Кажется, это единственный путь, – сказал Уайетт. – Больше ничего мне в голову не приходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86