Уложить женщину в постель значило, что можно соединить с ней свое тело, тогда как его ум и душа благополучно прятались за стенами, которые он для них воздвиг.Но, встречаясь с Санди, он не мог удерживать свой интерес на чисто физиологическом уровне. Дэмион постоянно испытывал пугающее его самого желание каким-то образом коснуться и ее ума, проникнуть в ее душу. Ему хотелось увидеть истинную женщину, которая, как он подозревал, скрывалась за ее спокойным лицом, аккуратной прической и тщательно отглаженной одеждой. Он обнаружил, что рассказывает такие вещи, какими не делился больше ни с кем, только ради того, чтобы насладиться очарованием одной из ее нечастых улыбок.Дэмион завел машину на стоянку перед клиникой и вышел, выместив свое раздражение громким хлопком дверцы. Пора ему прекратить это идиотское томление по доктору Алессандре Хоукинс. Одно дело — желание переспать с женщиной, в конце концов даже потратив изрядные усилия на то, чтобы завоевать ее, — это лишь прибавит остроты их ощущениям, и совсем другое — ловить себя на том, что тревожишься из-за того, что вид у нее такой, словно заботы о матери-эгоистке вконец ее измучили. И уже совсем не годится, когда сердце у тебя сжимается всякий раз, когда ты вспоминаешь, как прижимал ее, рыдающую, к своей мокрой от слез груди и слышал, как она шмыгает носом и просит носовой платок.Он шел по длинным коридорам клиники, пока не оказался у двери с надписью: «Доктор Алессандра Хоукинс». Секретарша Санди, пухленькая жизнерадостная женщина лет тридцати пяти, встретила его ошеломленной улыбкой.— Мистер Тэннер, я узнала бы вас где угодно! Санди сказала, что вы вот-вот приедете и попросила извиниться за то, что заставит вас подождать. У нас сегодня был напряженный день, и ей нужна пара минут, чтобы привести себя в порядок. Сейчас она придет.— Нет проблем. Я подожду.Не успел он договорить, как дверь справа от него открылась, и в приемную вошла Санди. Сердце у него на мгновение замерло, а потом вновь забилось — в относительно нормальном ритме. Он прислонился к столу, напустив на себя равнодушие, которого отнюдь не испытывал.На ней была строгая коричневая льняная юбка и шелковая блузка с воротником-стоечкой, застегнутая на все пуговицы. Ее фасон немного напоминал косоворотку. Если не считать кистей рук, то между лицом и коленями не было видно ни кусочка кожи, и тем не менее Дэмион мог только и думать о том, насколько она привлекательна и как ему хочется увидеть ее лежащей на его постели, а он чтобы при этом медленно расстегивал все ее проклятые пуговицы.— Привет, Дэмион, — поздоровалась она с ним.Ее любезная улыбка внушила ему желание заскрипеть зубами от ярости. Неужели встреча с ним нисколько ее не радует? Неужели она никогда не теряет самообладания, если не считать тех моментов, когда тревожится за мать?— Извини, пожалуйста, — добавила она, по-прежнему вежливо улыбаясь. — Тебе пришлось долго ждать?— Нет. Я только что приехал.Он говорил резковато, но ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось бы сказать что-нибудь забавное, чтобы загладить неловкость, но у голове у него не осталось ни единой мысли, и он мог только молча смотреть, как она идет через комнату, снимает жакет с вешалки и берет свою строгую темно-коричневую сумочку.Перекинув жакет через руку, Санди повернулась к секретарше.— В понедельник утром я приду в семь тридцать, Гленна, и займусь записями. Спасибо, что задержалась сегодня. Я очень тебе благодарна.— Ничего страшного. Мне пора уже пропустить несколько ленчей, а то придется менять весь свой гардероб! Пожалуйста, передай матери мои наилучшие пожелания, Санди. Так приятно знать, что она быстро поправляется!— Я ей передам твои слова, — сказала Санди, выходя с Дэмионом в коридор. — Я очень благодарна тебе за то, что ты за мной заехал, Дэмион.Ее голос выражал ту же нейтральную вежливость, с какой она говорила с секретаршей, и он отвернулся, борясь с желанием схватить ее в объятия и целовать, пока она не разрумянится, не задохнется и забудет о правилах хорошего тона.— Мне нетрудно отвезти тебя в больницу, — ответил он. — Я рад, что Габриэла уже готова видеть посторонних. Ведь после операции прошло всего два дня.— Да, но моя мать не любит быть обыкновенной, — объяснила Санди. Яркое дневное солнце, на которое они вышли, заставило ее на секунду зажмуриться. В смехе ее звучало облегчение, чуть приправленное снисходительностью. — Раз уж Габриэла не умерла на операционном столе, то теперь она полна решимости броситься в противоположную крайность и поправиться быстрее всех, кто прошел через ту же операцию.— Доктор Хоукинс! Доктор Хоукинс! Постойте! Мне надо с вами поговорить!Резкий крик разнесся над автостоянкой, и, обернувшись, Дэмион увидел, что к ним спешит высокая угловатая женщина. Незнакомка чуть не кинулась Санди в объятия. Она задыхалась, видимо, в результате пробежки в сапожках на невообразимо высоком каблуке. Ее коротко подстриженные волосы, выкрашенные в ярко-рыжий, почти оранжевый цвет, в сочетании с лицом, покрытым слишком светлым тоном, делали эту женщину похожей на клоуна. Это сходство усиливала яркая губная помада, толстым слоем покрывающая губы. Одета она была по последней калифорнийской авангардной моде, а на левой руке красовался опасный на вид кожаный браслет, покрытый металлическими шипами.— Слава Богу, что я застала вас, доктор Хоукинс! Было бы ужасно, если бы вы уже уехали на уик-энд. Что было бы, не найди я вас!Санди ласково похлопала женщину по плечу, не обращая ни малейшего внимания на то, как она беспокойно размахивает своим смертоносным браслетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57