— Пожалуйста, пойдемте, Санди. Я очень проголодался и буду благодарен вам, если вы составите мне компанию.Она согласилась: было бы страшно невежливо отказываться, когда он сумел выкроить для посещения ее матери время в своем напряженном расписании.Буфет располагался в подвале — безрадостное пещероподобное помещение с оранжевыми пластмассовыми стульями и яркими лампами дневного света. Дэмион поставил на свой поднос стакан йогурта, вазочку с ванильным мороженым и два стакана яблочного сока и направился к столику в относительно темном углу комнаты. Он повернул свой стул так, чтобы оказаться спиной к остальным посетителям буфета, и небрежно сунул темные очки в нагрудный карман рубашки.— У вас усталый вид, — заметил он, пододвигая к Санди йогурт и ложку. — Надо думать, последние несколько дней были у вас нелегкими.— Могли бы быть и хуже, — ответила она, принимаясь незаметно для себя за йогурт. — По крайней мере, мать наконец согласилась на операцию, а это было для меня огромным облегчением. Еще раз спасибо вам за помощь, Дэмион. Если бы не вы, Габриэла и сейчас не лежала бы в больнице.— Думаю, вы переоцениваете мое влияние, — сказал он. — Скажите, Санди, ваша мать всегда полагалась на вас так, как сейчас?Санди пораженно уставилась на него, не донеся ложку до рта, а потом искренне расхохоталась.— Полагалась на меня?! Господи, Дэмион, да что вы! Моя мать считает меня чуть ли не душевнобольной. В женщинах ее восхищают только две вещи: актерский талант и способность привлекать интересных мужчин. И, с ее точки зрения, я ничего не стою в обоих отношениях.— Тогда почему она вызвала вас в Италию, как только врачи поставили ей диагноз? И почему она прилетела оперироваться в Калифорнию?— Наверное, потому, что ей скоро надо приступать к съемкам.— Скорее всего потому, что здесь живете вы. И вы — самый сильный и надежный человек, которого она знает.— Поверьте мне, надежность — это не то качество, которым жаждет обладать Габриэла, — сказала Санди без всякой горечи. Она давным-давно смирилась с тем, что они с матерью ценят совершенно разные вещи, и это больше не причиняло ей боли. — Сомневаюсь, чтобы Габриэла вообще когда-нибудь задумывалась о такой черте характера, как надежность.Она доела йогурт, и Дэмион отодвинул опустевший стакан, заменив его вазочкой ванильного мороженого. Сам Дэмион, несмотря на его уверения в том, что он голоден, сделал только пару глотков яблочного сока.— Я часто пытался понять, как случается, что у родителей появляются дети, совершенно на них непохожие, — заметил Дэмион.— Габриэла винит в моем характере дурные гены моего отца. Она все время мне напоминает, что мой дед — заурядный налоговый инспектор. Она твердо уверена, что его дурные качества пропустили одно поколение и снова проявились во мне.Уголки его губ чуть приподнялись.— Дурные качества?— Ну, вы же понимаете. Фатальные недостатки: пунктуальность, организованность, аккуратность. Не говоря уже о моей полной неспособности постоянно заводить романы или бросать любовников.— А гены Габриэлы разве безупречны?— Боже мой, конечно! Ее дед ничем не прославился: жил в фамильном поместье истратил деньги. Но отец у нее был оперным певцом, довольно знаменитым в свое время. Когда он злился, то, бывало, носился по дому и орал арии из опер Верди. А по другой линии ее бабка была графиней, славившейся сказочным разнообразием своего гардероба и еще более сказочным разнообразием любовников.В его глазах вспыхнул смех.— Явно ничем не запятнанная генеалогия, — заметил он. — Ни намека на практичность или здравый смысл на протяжении двух поколений.— С точки зрения Габриэлы, это чрезвычайно желательно, — сухо сказала Санди. — А как у вас, Дэмион? Вы унаследовали свой актерский талант у кого-то из родственников?— Насколько я знаю, нет. — Он виновато улыбнулся. — Мои родители отзываются об актерах примерно так же, как ваша мать о налоговых инспекторах. Если послушать моего отца, то можно решить, что все кинозвезды — это либо пьяные бродяги, либо развратные бездельники.— Да, действительно колоритные образы, — со смехом согласилась Санди. — А кто ваш отец по профессии?— Я вырос в Уайт Роке, маленьком городке в южной части Огайо. Мой отец — старший преподаватель физического воспитания в местной школе, а мать преподает там же естественные науки. Они оба уверены в том, что все, что только может понадобиться человеку в жизни, имеется в центре Уайт Рока. В детстве мой жизненный опыт был настолько ограниченным, что мне даже трудно представить себе, каково вам было расти в Голливуде, имея в качестве родителей две такие яркие личности, как Габриэла Барини и Ричард Хоукинс.— Очень интересно, — монотонно ответила Санди. — И называть мой жизненный опыт можно каким угодно, но уж определенно не ограниченным.— Неужели было настолько плохо? — В глазах его отразилось понимающее сочувствие, но Санди сейчас было бы трудно принять чье-либо сочувствие, и она зачерпнула ложечкой тающее мороженое из стоявшей перед нею вазочки.— А почему я все это ем? — спросила она, вдруг осознав, что делает. — Разве вы все это купили не себе?— Нет, вам. Я догадался, что вы давно ничего не ели, — и, не дав ей времени что-либо возразить, спросил:— А в какую школу вы ходили, Санди?— Лучше спросите, в какие только не ходила. Начиная с маленького католического пансиона для девочек и кончая государственной школой с тремя тысячами учеников. Договоренность о том, с кем из родителей я живу, была достаточно гибкая: все зависело главным образом от того, не нашла ли моя мать себе нового любовника и не собрался ли мой отец в очередной раз жениться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57