– Ты удивишься, Энди, во что может превратиться этот мир, если люди даже не затрудняют себя тем, чтобы закрыть окно. Добро пожаловать, проблемы, – вот что это значит. Подумай об этом немного, Энди. Любой мог прийти сюда ночью и ограбить их – или того хуже… Любой!
– Да заткнись, Вилли, – приказал Энди и, оттолкнув друга в сторону, нырнул в дом Сомервиллей.
Сей грубый маневр повлек за собой не менее грубое приземление, а также звон разбитого стекла, сопровождаемый грозным проклятием мужчины и душераздирающим женским криком. Затем раздались отвратительно глухой стук тела, которое с силой ударилось о деревянный пол и, наконец, голос женщины, очевидно ирландки, призывающей Пресвятую Деву Марию и всех святых защитить ее бедных младенцев от того, чтобы быть убитыми в своих кроватях.
Теперь Вилли вряд ли бы согласился с Энди, что это приключение. Случившееся нельзя было таковым назвать; по крайней мере, приключение должно соответствовать некоторым условиям, а хаос, который творился в темноте с другой стороны полуоткрытого окна, явно не подходил под их описание. На ум приходили другие, менее приятные слова: бедствие, или погром, или лишение свободы, или худшее из всего – Гарри.
Вилли должен был сделать выбор и быстро принять решение. Он мог нырнуть в дом, чтобы спасти друга, которого, судя по глухо доносившимся звукам, сильно били по голове и плечам какими-то предметами. Или сбежать тем же путем, которым пришел. А затем под вымышленным именем присоединиться к какой-нибудь коннице с надеждой на быструю и относительно безболезненную смерть в руках любого врага Англии, которого он смог бы найти.
Но тут Вилли пришла в голову мысль о том, что он прожил только четверть жизни, что оставленного ему наследства вполне достаточно для безбедного существования и что только сейчас наступает основная фаза его жизни. Ведь до настоящего времени он не делал ничего более важного и волнующего, чем разговор с танцовщицей. Он также не обнаружил в себе никакого желания умереть за свою страну или за кого-либо еще, а кроме того, в его голову закралось маленькое подозрение, что Энди однажды все-таки найдет его, где бы он ни скрывался, и снимет с него кожу дюйм за дюймом. Все эти размышления определили решение Вилли. Он глубоко вдохнул, нагнул голову и шагнул в окно.
Сцена, которая представилась его взору, была прискорбна и комична одновременно. Энди лежал на спине на полу, напоминая Вилли опрокинутую морскую черепаху, которую он когда-то видел на берегу в Брайтоне. Руки и ноги друга были подняты, чтобы защитить себя. Над Энди, вооруженная зловеще выглядевшими пяльцами, стояла маленькая, очень толстая женщина неопределенного возраста, а ее тяжелая белая хлопковая ночная рубашка развевалась как парус на судне в попутный ветер.
Вилли вытащил из-под плаща длинную веревку, но, бросив оценивающий взгляд на объемы женщины, сразу же извлек вторую.
– Вы грязное, противное чудовище, вы, – женщина была так поглощена своей жертвой, что не заметила присутствия Вилли. Она говорила с рычащим акцентом и каждое свое слово сопровождала ударом пяльцев, – вы не окружите меня, недостайные!
– Достойные, госпожа, – исправил Вилли, подойдя к ней, и слегка похлопал женщину по плечу. – Правильно говорить – «достойные». А теперь прекратите, пока вы не травмировали беднягу.
Прежде чем Вилли смог перебросить веревку за спину женщины, она, чуть не задев пяльцами его ухо, качнулась, и они вместе упали, приземлившись на уже и без того побитого Энди, все еще пытавшегося восстановить дыхание.
Секунду спустя Вилли сцепился с женщиной, и они покатились по полу, сшибая на своем пути маленькие столики и расставленные повсюду безделушки. Вилли отчаянно взывал о помощи, пока полная женщина окончательно не вытрясла из него дух.
Энди, понимая вею серьезность ситуации и взвешивая шансы, могла ли дочь Сомервилля услышать крик и позвать на помощь – что явно было бы не на руку двум взломщикам, – немедленно принялся помогать другу. Схватив упавшую веревку, он попытался связать женщине хотя бы лодыжки.
Энди был разочарован тем, что его друг так дискредитировал себя. Его самый лучший друг, который в безобразном ликовании подпрыгивал на шатающемся балконе, уже был готов распрощаться с жизнью.
– Я уже и не мечтал, что ты вмешаешься, мой дорогой друг, – спокойно сказал Энди. – Ты, кажется, делаешь успехи, действуя самостоятельно. Вас ведь там двое, катающихся по полу, не так ли? Странно, но кажется, там целая толпа.
Прислонившись к столу, на который он так неудачно приземлился при входе в комнату, Энди перевязал женщине лодыжки и, скорчив гримасу, наблюдал за действиями своего друга.
– Ты будешь использовать нож или молоток, мой дорогой мальчик? – словно поддерживая светскую беседу, спросил он, когда через несколько секунд увидел, что Вилли изо всех сил пытается достать что-нибудь из своего арсенала. Последовавший за этим обмен любезностями между друзьями был настолько нецензурным, что его невозможно передать, но эта перебранка вызвала дикий смех Энди. Посмеиваясь, приятели уже вдвоем связали бедную женщину.
Пришлось еще немного попотеть, прежде чем платок Энди наконец-то заткнул женщине рот. Она, чьи надежды, опасения и оценка собственного шарма были значительно выше, чем представления этих двух мальчиков, – осталась лежать связанной на полу. Ее большие голубые глаза смотрели на тех, кто, как ей казалось, должен был стать будущим обладателем её «дабрадетели».
– Вот так, – сказал Энди, поправляя растрепанную одежду и завязывая последний узел, – это ее удержит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50