Работа. Жуткое ругательство. Боюсь, в следующий раз ты начнешь терзать мои старческие уши такими словами, как «промышленность», «дисциплина» и — святые угодники! — «социальная справедливость».
Шелби закусила губу.
— Дядя Альфред, а разве все эти слова не начертаны на фамильном гербе Тейтов?
— Какое печальное напоминание. Эта чертова штука красуется на дурацких блейзерах Сомертона, которые он носит в яхт-клубе, что ужасно меня смущает. — Альфред искоса посмотрел на племянницу. — Какую же ты причинила мне боль, напомнив о мучительных обязанностях Тейтов. Обязанности — еще одно страшное слово. Временами ты так на меня не похожа. Интересно, Шелби, имею ли я какое-нибудь отношение к твоему рождению?
— Нет, дядя Альфред.
— Верно. А жаль. Мой брат был так похож на Сомертона, вплоть до этой ужасной ямочки на подбородке… поэтому я и ношу бородку. Понимаешь, это моя маскировка. В тебе было бы больше духа, если бы я наставил рога твоему отцу. Но я всегда терпеть не мог твою мать, упокой Господи их чопорные души.
Улыбка Шелби померкла. Не из-за его замечаний в адрес ее родителей, которые умерли больше десяти лет назад, прожив жизнь совершенно обособленно от двух своих отпрысков, а из-за слов дяди о недостатке в ней духа. Вот что огорчило Шелби.
— У меня совсем нет духа, дядя Альфред? Ты действительно так думаешь?
Альфред положил цилиндр и накидку и подошел к племяннице.
— Я так сказал? О, прости меня, дорогая. Но в последнее время ты немного хандришь, верно? Ходишь повесив голову — слава Богу, без ямочки на подбородке. Ты несчастна. Вероятно, потому что ты во всех отношениях такая порядочная и честная.
— В отличие от тебя, — печально промолвила Шелби.
— А, да. Я помню собственную юность, давно ушедшую и горько оплакиваемую. Меня выгнали из двух средних школ и трех колледжей — рекорд среди Тейтов, которым я до сих пор необыкновенно горжусь. Но я жил, дорогая, набирался опыта! Я объехал Европу, путешествовал по Америке, пожил бок о бок с простым народом, узнал все про настоящую жизнь, на которую ты так мечтательно намекала.
Сердце Шелби забилось быстрее. Мысль о приключениях дяди возбудила ее.
— Правда? Я не знала, даже не догадывалась. Ты вырвался, дядя Альфред? Порвал со всем этим, пошел своей дорогой… познавать жизнь?
— Совершенно верно, дитя мое. — Он вздохнул и снова взял свой бокал. — А затем я… остепенился. Если тебя лишают содержания в тот момент, когда ты сидишь в сломавшемся автомобиле посреди аризонской пустыни, сразу приходишь в чувство. Как я пил, как увивался за старыми дамами, имевшими слишком много семейных денег и явно злоупотреблявшими духами! И я пил снова. Да, мне есть что вспомнить.
— Воспоминания, — отозвалась Шелби, покусывая губу. Она подумала, что остепениться не так уж и плохо, если у тебя есть воспоминания. Ее лицо снова озарила улыбка: совершенно безумная мысль, закравшаяся Шелби в голову, теперь нашла выход.
Поэтому она обняла дядю и звучно поцеловала в разгоряченную щеку.
— Спасибо тебе, дядя Альфред. Большое спасибо!
Он отступил на шаг, держа племянницу за руки и пристально глядя ей в глаза.
— Спасибо? За что?
— Ну как же, за то, что помог мне осуществить себя. — Шелби снова поцеловала его. — Во мне все же есть твой дух. Должен быть. И для меня пришло время что-нибудь с ним сделать до того, как я остепенюсь.
Глава 8
Если бы Шелби спокойно спланировала каждый свой шаг, то, вероятно, не сделала бы ни одного. Она припомнила бы дюжину или две причин, почему ей следует забыть о любых мыслях о слове «свобода» и просто продолжать существовать, а не жить.
Оставаться сестрой Сомертона, невестой Паркера, Снегурочкой. Провести лето в предсвадебных хлопотах, распаковывая серебряные щипцы для салата, выбирая карточки для приглашений, посещая примерки свадебного платья, организовывая свадьбу Тейт — Уэстбрук так, чтобы она стала сенсацией года.
Вся в шелках цвета слоновой кости, в алансонских кружевах, она пройдет роскошный обряд венчания, после чего ее деликатно уложат в постель. А затем Шелби проведет жизнь, посещая и устраивая приемы, три раза в неделю с благотворительными целями торгуя в больничном магазине подарков, закрывая глаза на маленькие шалости Паркера с доступными женщинами, выпивая после ужина самую капельку сверх нормы… и тихо сходя с ума.
Поэтому Шелби не раздумывала. Не планировала. Почти совсем.
В основном она действовала.
Через пять дней после благотворительного бала Шелби завела Сьюзи в свою спальню и распахнула двери просторной гардеробной, оборудованной вращающимися висячими кронштейнами, где хватило бы платьев, обуви, шляп и сумочек, чтобы укомплектовать большой магазин одежды высшего качества, и попросила служанку упаковать для нее какие-нибудь «нормальные» вещи.
Сьюзи Хелфрич вошла в гардеробную, остановилась, наморщила свой курносый нос и посмотрела на хозяйку.
— Простите, но какие именно?
— Нормальные, Сьюзи, — повторила Шелби, взмахнув рукой, а потом указала на джинсовую юбку своей горничной, розовый летний свитерок и потертые белые спортивные туфли. — Нормальные, Как у тебя, Сьюзи. Вещи, которые носят в… ну, словом, в маленьком городке.
Сьюзи оглядела одежду, висящую на плечиках с утолщенными мягкими концами, и покачала головой.
— У вас ничего такого нет, мисс Тейт. Дважды в год вы одеваетесь в Нью-Йорке и Париже. Нор… м-м… большинство людей покупает одежду в торговых центрах и на распродажах. У вас очень красивые вещи, но нет ничего такого, что я надела бы в своем городе или где-то еще.
Плечи Шелби поникли, как у принцессы, мечтавшей стать Золушкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85