Калли собралась открыть рот в защиту виконтессы, но не стала, посмотрев на Армана Готье, по-прежнему стоявшего рядом. Небольшая семейная неурядица, казалось, его не смущала — скорее забавляла. Он с изяществом подносил к носу табак и улыбался, переводя взгляд с матери на сына, словно следил за представлением.
— Вам это доставляет удовольствие? — спросила его Калли. — Вы не находите, что они ведут себя по меньшей мере странно?
— Имоджин ничего так не любит, как хорошенько поспорить, — объяснил он. — Поэтому Саймон, будучи послушным сыном, время от времени дает ей такую возможность. Как она сама говорит, устраняет застой в крови. Настоящая дикарка — вот она кто, наша Имоджин. Я бы не раздумывая на ней женился, если бы она только пожелала и… если бы не превосходила меня в весовой категории.
Калли презрительно скривила верхнюю губку и выпалила:
— Сильно же вы меня любите, мистер Готье! — Ей пришлось произнести это довольно громко, чтобы ее услышали, так как в эту минуту виконтесса разразилась длинной тирадой. Она поведала присутствующим о недавнем открытии Лестера — восхитительных шоколадных пирожных в небольшом ларьке возле Пиккадилли, о зловредных корсетах и о бесчестье вдовства, будь оно проклято!
Бартоломью провел пальцем вдоль клавиатуры, привлекая внезапным звуком всеобщее внимание, и произнес многозначительно:
— Позволь мне сказать, Саймон. — Он развернул свое ненормально тощее тело и оторвался от скамейки с видом человека, находящего высшее удовольствие в изречении всевозможных пророчеств.
— Нет, Боунз! — к изумлению Калли, прорычал виконт, желая испепелить ее взглядом. Его мрачное лицо подсказало ей, что на сей раз Арман Готье далек от истины. Это не было игрой с матерью. Сейчас виконт действительно гневался, и не на мать, а на нее.
Его следующие слова подтвердили правильность ее предположения.
— Калли! Похоже, у нас предвидятся некоторые трудности, так как одного учителя танцев мы уже потеряли. И я полагаю, что все дело в вас. Боюсь, вам уже некогда брать уроки хороших манер. И я был уверен, что вы это поняли. Извольте объясниться немедленно!
Он гневается? Это он-то?! И хочет, чтобы она объяснилась? Да как он смеет?! Он прекрасно знал, что делал. Не далее как сегодня утром он насмехался и запугивал ее. Пытался застигнуть врасплох и выбить из колеи, чтобы заставить подчиниться ему. Правда, она в свое время планировала сделать с ним то же самое, но сейчас это не имело никакого значения.
Он сам не захотел найти время, чтобы обучить ее нескольким простым па. И после всего этого прогнал человека! Ради чего? Только стремясь показать, как ему хочется, чтобы его план заработал!
Его, Саймона Роксбери, не толкали в бока, не шпыняли, не обмеряли, не кололи булавками. Это не его держали взаперти почти две недели, принуждая практиковаться в бессмысленных, скучных вещах. Это не с ним обращались так, как будто его воспитала волчица и он только что выучился прямо ходить. И потом… и потом, ему ли так себя, вести?! Ведь это не она тормозит их план! Разве она виновата, что ее не выпускают в свет очаровывать Ноэля Кинси?
Как он смеет?!
Если уж ему так хотелось что-то выяснить, то, по ее представлениям, он должен был задабривать ее, а не приказывать. Ну что ж, сейчас она ему покажет!
Надеясь улыбкой скрыть свое недовольство, Калли исполнила почтительный реверанс. Грациозно взмахнула рукой, призывая в свидетели всех присутствующих, и начала:
— Вы легко поймете, в чем дело, милорд, если проследите все с самого начала. Слушайте внимательно. Когда я ехала в город пристрелить Ноэля Кинси, ваше участие не предполагалось и не требовалось. Вы сунули нос не в свое дело и загубили очень хороший план. Потом заручились моей поддержкой… нет, шантажом подключили меня к собственному плану, где вы столько всего понаворочали! В результате из-за вас я вынуждена лгать своему отцу. Не сказать, что это неслыханное преступление, и все же вам не следовало подбивать меня на обман. Вы вынудили несчастного Лестера одного слоняться по городу, что весьма опасно для него. А между тем Ноэля Кинси даже нет в городе! И все это время я позволяю себя увещевать. Это моя ошибка. Но все остальные ошибки — ваши, виконт Броктон. И я никогда не прощу вам того, что вы так недооцениваете меня и так переоцениваете себя!
— Нет, определенно, я обожаю этого ребенка, — заявил во всеуслышание Арман Готье, удачливый и любезный красавец, столь желанный мужчина для своих многочисленных поклонниц и воздыхательниц.
— О, прекратите, — неуверенно предупредила его Калли. Она продолжила, едва успев перевести дух и ни на секунду не отводя глаз от Саймона. Слова срывались с языка все быстрее, и голос, полный гнева и отчаяния, восходил ко все более высоким нотам. — Затем вы передали меня своей милой, хоть и эксцентричной, матушке, которая обихаживает и холит меня, полагая, что я стану ее снохой. На самом деле разговоры на эту тему лишены всякого смысла. Я вас не приму, даже если мне поднесут вас на серебряном блюде и заткнут яблоком рот.
— Дорогая девочка ведет себя так, будто она мой собственный ребенок, — прощебетала виконтесса с блаженством на лице. — Не правда ли, Саймон?
Калли сверкала глазами, выражая недовольство тем, что ее прерывают.
— Имоджин, прошу вас, не надо! — Она вскинула руку и снова сделала широкий жест, на этот раз в сторону фортепиано. — Здесь присутствует Боунз. Вы не против, если я буду вас так называть? Да, мне думается, вы не возражаете. Так вот, Боунз взял на себя роль внимательного, хоть и пессимистичного, наблюдателя. — Она повернулась и сердито посмотрела на второго мужчину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98