она не сразу осознает, насколько резко изменилась ситуация с той минуты, как ее опознал Гарт Стаффорд.
Теперь она вольна покинуть Тремэйн-Корт, покинуть Люсьена, вольна вернуться в Ветлы и снова начать жизнь, достойную леди д'Арнанкорт. Она вольна перебраться в Лондон, где благодаря ее имени и богатству наверняка будет пользоваться сногсшибательным успехом в обществе, которому ничего не известно об истинных причинах ее отсутствия. Она вольна оставить в прошлом и эти два горестных года, и самого Люсьена Тремэйна, незаконнорожденного ублюдка, у которого на нее прав не больше, чем у человека с луны.
Люсьен не отважился заговорить, он лишь следил по ее выразительным серым глазам, как она осознает это. Он продолжал смотреть и тогда, когда задрожала ее нижняя губа и из глаз скатились первые слезинки, тут же превратившиеся в бурный поток.
— Ох, Люсьен, — всхлипывая, пробормотала она. Ее внутренние преграды наконец-то пали, и она обхватила его руками, в надежде найти утешение, разделить с ним боль и даря в то же время проблеск надежды, хотя Люсьен, как никто другой, должен был понимать, что не заслужил права надеяться. — Что же мне теперь делать? Папа умер!
ГЛАВА 20

…Таились в них и ненависть, и страх,
И гордость, и чрезмерная тоска…
Джон Мильтон, «Потерянный Рай»
Мойнино зелье потихоньку делало свое дело. Мелани раскинулась на розовом атласном покрывале, а вокруг кровати горели восковые свечи, распространяя сладковатый аромат и мягко освещая ее кожу цвета слоновой кости. Она улыбнулась, наблюдая в висевшем над кроватью зеркале, как ее руки шарят по ее телу, ласкают его, гладят.
Светлые кудри разбросаны по атласным подушкам словно живое золото. Нежная кожа, кремовая, мягкая на ощупь; груди с темными сосками, золотистое гнездышко в том месте, где сходятся бедра, завораживающее скрытыми в нем сокровищами; тончайшая талия, расширяющаяся в чудные ягодицы и пышные бедра, — ну у кого еще могут быть такие формы?
Мелани нахмурилась, но лишь на мгновение. У Кэт Харвей нет и тысячной доли ее красоты. Волосы черные, будто немытые, шкура задубела на солнце и покрылась веснушками, долговязая фигура тощая и костлявая, грудь плоская — если она вообще есть у этой девки, — ведь ее не видно под теми отвратительными тряпками, которые она на себя напяливала. Да еще ее глаза. Странные, зачумленные, бесцветные глазищи. Может ли хоть какой-нибудь сумасшедший назвать ее красивой? Может ли Кэт Харвей хоть в ком-нибудь вызвать желание?
Улыбка Мелани стала еще шире. Уж во всяком случае, не в Гарте Стаффорде. Гарт Стаффорд распознал подлинную красоту, как только увидел ее. Ха, этот человек готов был пасть перед ней ниц, как только увидел.
И Гай. Как же она забыла про Гая? Ах, французы отлично умеют проделывать всякие забавные штучки. Он временами даже бывает груб, и тогда ему не хватает английского и он начинает гортанно болтать на своем французском. Но эта грубая звериная любовная игра так восхищает ее, столько приятного в этой боли, которую он нарочно причиняет ей. Мелани развлекалась таким манером еще в Бате. Нет! Она не будет думать об этом. Ей недолго ждать отмщения. Эта тварь приглашена на званый обед, а вместо этого ей придется сплясать смертельный танец, и тогда эта глава из жизни Мелани навсегда закроется и она будет спокойна, что ее дорогой Люсьен никогда про это не узнает.
Сердитые морщинки опять собрались на алебастровом лбу. У нее есть Гай. Она может заполучить Гарта — стоит только щелкнуть пальцами. Она может заполучить любого. Так отчего она по-прежнему хочет одного Люсьена?
Ведь он просто дурак! Ошивается у Эдмунда почти все время, как будто ему и впрямь есть дело до этого убогого. А когда он не торчит у Эдмунда, то слоняется возле детской, и сюсюкает с сопливым щенком Нодди, и дразнит Мелани, продолжая волочиться за Кэт Харвей. Он и сейчас сидит у нее. Раскудахтался над ней, как курица над цыпленком, и только оттого, что шлюшка, видите ли, хлопнулась в обморок в лабиринте! Смехота!
Мелани терпит его детские выходки, его мелочную месть, но сколько же еще ей терпеть? Она продумала все, она перенесла столько мучений за эти ужасные, пустые, потерянные здесь годы — и все для того, чтобы они смогли быть вместе. Но близится время, когда его играм придет конец. Ее нервы напряжены до предела, они вот-вот лопнут. Она уже не раз выдавала себя в его присутствии, ее одержимость брала верх над рассудком.
Ей больше нельзя допустить ни одной ошибки. Скоро она завладеет Люсьеном. Она заставит его понять, что он принадлежит ей, и только ей. Что они оба принадлежат друг другу — отныне и навсегда.
Вот только как? Эдмунд стоит им поперек пути. Кэт Харвей стоит им поперек пути. Даже Нодди создает проблему одним своим существованием.
Мелани придется оградить Люсьена от них и положить конец той возмутительной клевете, которую они возводят на нее.
Она вела себя так хорошо. На протяжении почти целой недели, благодаря Мойному зелью, опиуму и посещениям Гая, она была способна держать себя в руках. Она была просто образцом благовоспитанности. Вплоть до того вечера, когда Гарт проболтался, что Люсьен снова целовал Кэт Харвей. Она поддалась гневу, она позволила себе грубость, и Люсьену пришлось сделать ей выговор.
И как только она тогда досидела до конца? Если бы она не была уверена, что после обеда в мансарде ее будет дожидаться Гай — с его неожиданными трюками, его очаровательной изобретательностью, — ей вряд ли удалось бы взять под контроль чувственность Мелли.
Но даже Гаю не удается погасить в ней пожар на достаточно долгий срок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128