Однако она не осталась невидимой для человека, который постучал недавно в их дверь и наделал такой переполох. Он посмотрел на нее, а потом посмотрел сквозь нее и проклял ее, словно это она была источником всех его несчастий. До чего же самонадеянный парень! Эта самонадеянность перла из него даже тогда, когда он валялся на полу и блеял как овца, зовя свою мать и умоляя о спасении.
Спасение? Здесь, в Тремэйн-Корте?! Кэт злорадно улыбнулась. Если бы он сподобился выслушать, она бы сказала ему. Здесь нельзя обрести спасение. Скорее уж проклятие.
ГЛАВА 2

…Он в себе
Обрел свое пространство и создал
В себе из Рая — Ад и Рай из Ада.
Джон Мильтон, «Потерянный Рай»
Немногочисленное семейство собралось накануне Рождества в гостиной Тремэйн-Корта, чтобы обменяться подарками перед праздничным столом. В камине весело трещало большое полено, которое положено сжигать в сочельник, на стенах висели свежие гирлянды из падуба, и комната выглядела очень красиво и празднично, а доносившиеся из кухни запахи соперничали с рождественским ароматом.
Юный Тремэйн расположился на расшитой атласной кушетке между родителями, дрыгая пухлыми ножками, и увлеченно жевал ушко кроличьей шапки, в которую его нарядили. В то же время Мелани, облаченная в чрезмерно декольтированное ярко-красное бархатное платье, развернув свой подарок, обнаружила пару бриллиантовых серег и браслет, преподнесенные ей мужем.
— Ах, Эдмунд, — воскликнула она, вдевая в уши сверкающие камни, — они великолепно подходят к тому ожерелью, которое ты подарил мне в день рождения Нодди. Как умно, милый, что ты не похоронил их вместе с Памелой. Как ты думаешь, мы все же сможем к началу сезона перебраться в Лондон, чтобы я имела возможность продемонстрировать всему свету, какой щедрый у меня супруг?
Эдмунд не обратил внимания на ее слова и аккуратно отложил в сторону свой собственный подарок. Мысли его кружились вокруг того, как символичны эти дары: бриллианты для прелестной, полной жизни жены и палка с набалдашником для ее убеленного сединами супруга. Глупый старик! Однако она выглядит вполне счастливой с ним — по крайней мере, временами. Он уже давно понял, что жизнь становится намного легче, когда Мелани чувствует себя счастливой.
— Я полагал, что мы уже детально обсудили это, дорогая, — утомленно отвечал он. — Там будет видно — вот все, что я могу сказать. Ведь когда он будет способен передвигаться, он может отправиться именно в Лондон.
Мелани подошла к зеркалу, чтобы полюбоваться на свои новые серьги. Это зеркало в великолепной оправе работы Вильяма Джонса Эдмунд подарил Памеле на десятую годовщину их свадьбы. Памела тогда расплакалась от счастья, увидев в его незамутненной чистоте отражение их любви. Зеркало было единственной вещью, оставшейся в гостиной после Памелы. В каждой комнате Тремэйн-Корта оставалось что-то, что напоминало ему о Памеле и резало глаз — либо картина, либо ваза, либо что-то из мебели — как будто нарочно.
Эдмунд поморщился, с трудом отводя глаза от отражения Мелани в зеркале Памелы.
— Он может собраться в Лондон. Фу-ты ну-ты. Хотела бы я понять, почему тебе так важно знать, куда отправится Люсьен, особенно после того, как ты все эти два года так желал ему быть убитым. Ты сам сказал, дорогой, я прекрасно слышала.
— Мелани, пожалуйста…
— Мелани, пожалуйста, — передразнила она своим тонким детским голоском, улыбаясь своему отражению и наблюдая за ним в зеркало. — Люсьен уже столько времени находится в этом доме, и никто из нас его не видел. Так почему ты боишься встретить его в таком огромном городе, как Лондон? Или здесь кроется что-то еще? О Боже, уж не ревнуешь ли ты, дорогой? Может, ты даже боишься, что я с Памелиным сыном наставлю тебе рога, как когда-то это сделала она с его отцом?.. По крайней мере, у меня есть на то причина. Как ни крути, дражайший Эдмунд, но кому лучше меня известно плачевное состояние твоих мужских способностей?..
— Мелани!
— Ух ты, ну разве они не прелестны? Я права. Они превосходно подходят к ожерелью. — И она вернулась к кушетке, став перед мужем таким образом, чтобы ему полностью открылись обе ее белоснежные груди с розовыми нежными сосками. — Ну, дорогой, как я выгляжу?
— Ты сама прекрасно знаешь, как ты выглядишь, Мелани. И совершенно не нуждаешься в моем мнении. — Он с трудом перевел дух, борясь с желанием схватить и удавить ее на месте или зарыться лицом в ее пухлые, соблазнительные груди. Боже! Он потерял дар речи. Желал ли он прежде столь страстно человеческой ласки? Ну почему его до сих пор так терзает воспоминание о том, как они с Мелани занимались любовью?
Мелани опустилась в ближайшее кресло.
— Ну вот, ты что надулся, милый? Ох, только не надо на меня смотреть так, будто я ляпнула невесть что. Я ведь слышала, как ты сказал, что хотел бы, чтобы Люсьен умер. Я тогда даже онемела. И где, интересно, эта девица? Нодди начинает хныкать. Честное слово, от этой девки никакого толку. Она же прекрасно знает, что Нодди может проводить с нами не более получаса. Это просто удивительно, как я до сих пор не выставила ее, но я сделаю это, если Нодди заорет.
— Я вовсе не дуюсь, Мелани, однако у меня сохранилось еще достаточно разума, чтобы раскаяться в том, что я пожелал смерти невинному человеку. Памеле я не простил ее грех — до сих пор. А Люсьен такая же жертва, как и я. И я хотел всего лишь удалить из Тремэйн-Корта ее ублюдка, но я не желал бы его смерти. Это я теперь знаю наверняка.
Эдмунд взял на руки сына и нежно прижал его к груди. У малыша резались зубки, и он с наслаждением вцепился зудевшими деснами в предложенный ему палец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128